Введение

На Кавказе, к северу от горы Казбек, на высоких живописных террасах левого берега реки Гизельдон с давних времен расположился осетинский аул Кобан. Развалины древнего замка делали приметным это место. В остальном же аул был похож на многие другие селения края прошлого века и столь же мало известен за пределами Северной Осетии. Сто с лишним лет назад этой безвестности пришел конец. Именно здесь начался длительный путь познания многих страниц древней истории Кавказа. Весной 1869 года паводок Гизельдона разрушил берег реки у селения, произошли обвалы, и в образовавшихся обнажениях местные жители обнаружили торчащие человеческие кости и бронзовые вещи. Влиятельный в этих краях человек, богатый землевладелец Хабош Кануков собрал некоторые предметы и переправил их в Тифлис, в Кавказский музей. В 1876 году приехавший в Тифлис заведующий отделом древностей одного из московских музеев Г. Д. Филимонов обратил внимание на вещи из аула Кобан. В следующем году он отправился в Кобан, произвел там раскопки и убедился в существовании обширного древнего могильника. Раскрыв незначительную часть могильника, Филимонов найденные древние предметы определил как относящиеся безусловно к "доисторической культуре". Вслед за ним целый ряд исследователей посещает Кобан. Растет число добытых раскопками бронзовых вещей - топоров, кинжалов, поясов, украшений, сосудов, а также других изделий стародавнего ремесла. В своеобразном паломничестве к затерянному среди Кавказских гор аулу участвуют и иностранные ученые. В 1880 году погребальное поле у селения Кобан^* исследуют француз Эрнест Шантр и немец Рудольф Вирхов, видные ученые, отдавшие много труда изучению далекого прошлого Кавказа, авторы первых книг о кобанских древностях в западноевропейской науке.

^* (Это название охватывало два селения - Верхних и Нижний Кобан, располагавшиеся рядом. Находки древних предметов обычно связывались с селением Верхний Кобан. Упоминания о них, часто употребляли лишь название "Кобан". В настоящее время Верхних и Нижний Кобан слились в одно селение.)

Так все более осознавалось серьезное научное значение кобанских находок. Становилось все очевиднее, что произошло открытие ранее неизвестной мощной древней культуры, активно существовавшей, ярко развивавшейся на Кавказе. Вещи, подобные кобанским, стали обнаруживаться в некоторых других местностях края. На археологическом съезде в Тифлисе в 1881 году выдающийся русский археолог граф А. С. Уваров особо остановился на находках в Кобане, дал им развернутую характеристику и датировал их началом I тысячелетия до н. э. После этого съезда, который двинул вперед развитие исторических исследований на Кавказе и привлек внимание научных кругов к кобанским древностям, новые поиски и раскопки привели к образованию больших частных коллекций кавказской бронзы, со временем поступивших в музеи - отечественные и зарубежные. Кобанские древности становятся известными в России и за границей.

В чем причина несомненно заслуженно возникшей популярности впервые открытых памятников искусства далекого прошлого Кавказа? Чем объяснить пристальное внимание к ним ученых, любителей старины, коллекционеров, интерес широких кругов научной общественности, чем объяснить стремление многих музеев включить в свои собрания бронзовые вещи Кавказа? Почему довольно скоро после первых раскопок последовали серьезные труды как русских, так и иностранных исследователей, посвященные кавказским находкам? Восхищение этими вещами было всеобщим и лишь в малой степени объясняется быстро проходящими веяниями моды, воздействием кавказской экзотики, явно ощутимым тогда в России и в Западной Европе. Вещи из Кобана и другие подобные им вдруг извлеченные из небытия предметы поразили исследователей художественным совершенством, свойственным к тому же не отдельным, а многим экземплярам, огромным числом, многообразием. Чрезвычайно оригинальные, самого различного назначения, своеобразных, часто удивительно стройных форм, безупречной выделки, изящные и нарядные, казавшиеся воплощением безукоризненного чувства гармонии - все эти изделия убедительно демонстрировали, какого поразительного расцвета достигла художественная обработка металла у древних племен Кавказа 2500-3000 лет назад.

Воздействие археологических открытий на Кавказе на историческую науку было весьма значительным. Казалось, блеск кобанской бронзы осветил новые горизонты далекого прошлого. Знаменитый чешский историк Любор Нидерле писал о могильнике у селения Кобан: "Давно уже ни один могильник не производил такого волнения в археологическом мире, как Этот"^*. Еще до того, как кобанские материалы вошли в научный оборот, некоторые ученые были убеждены в особо важной роли Кавказа в развитии древнейшей металлургии. Первые раскопки в Кобане почти совпали с выходом в свет в Париже труда французского исследователя Бертрана, в котором провозглашалось решающее значение кавказского края в возникновении культуры бронзы в Европе. Именно Кавказ рассматривал Бертран в качестве источника новых влияний, породивших западную бронзовую культуру. По мнению А. С. Уварова, "культура кавказских племен предшествовала многими веками культуре остальной Европы"^**.

^* (Нидерле Л. Человечество в доисторические времена. Спб., 1898, с. 329)

^** (Уваров А. С. К какому заключению о бронзовом периоде приводят сведения о находках бронзовых предметов на Кавказе. - "Труды V археологического съезда в Тифлисе". М., 1887, с. 2.)

Далеко не все историки и археологи поддержали такие взгляды, особенно суждение Бертрана. Значительно больше, очевидно, устраивало другое, более осторожное высказывание того же А. С. Уварова о том, что изучение кобанских изделий дало сведения о степени развития народа - создателя этих вещей, данные для определения той эпохи, возможность по-новому взглянуть на находки бронзового века Западной Европы^*. Во всяком случае, какая бы роль ни приписывалась изучавшейся открытой культуре, исключительное значение для науки ее исследования было неоспоримо. Так, помимо чисто Эстетических моментов, увлекательные проблемы познания прошлого приковывали внимание к древним кавказским бронзам.

^* (Уваров А. С. К какому заключению о бронзовом периоде приводят сведения о находках бронзовых предметов на Кавказе. - "Труды V археологического съезда в Тифлисе". М., 1887, с. 2.)

С той поры, когда первые находки кобанских вещей попали в поле зрения науки, изучение их эпохи шагнуло далеко вперед. Были выявлены новые памятники - могильники, клады, а затем и поселения людей, сотворивших эти превосходные металлические вещи, найдены новые изделия из бронзы и предметы труда и быта, выполненные из других материалов. Многие стороны древней, ранее неизвестной жизни были разгаданы.

Двадцатые годы нашего века принесли удачные находки бронзовых предметов, похожих на кобанские, в Закавказье - на территории Абхазии. Здесь, в нескольких пунктах, случайно при сельскохозяйственных и земляных работах местными жителями были обнаружены бронзовые вещи: топоры, наконечники копий, кинжал, самые различные украшения. Благодаря стараниям сухумских краеведов эти вещи удалось собрать и поместить в музей. Тогда же, в 1926 году, энтузиаст изучения древнего прошлого Абхазии краевед В. И. Стражев описал несколько десятков предметов из бронзы, в должной мере оценив их значение. Он отметил при этом в публикации, что "идет речь о памятниках бронзовой культуры в Абхазии"^*. В этой части Закавказья и в целом в Западной Грузии были исследованы не отдельные, случайные, разрозненные находки, а единые археологические комплексы, в полном смысле памятники материальной культуры.

^* (Стражев В. И. Бронзовая культура в Абхазии. - "Известия Абхазского научного общества", вып. 4, 1926, с. 105.)

Как многие старые, так и более поздние, в недавнее время зафиксированные вещественные комплексы и отдельные вещи в конечном итоге обретали свое место в музеях. Такова судьба археологического материала. В дореволюционное время этот путь, если вообще не терялся в водовороте приобретений и передач, был сложнее - через долгое подчас пребывание в частных коллекциях. Теперь же лишь случайно найденные и добытые предметы могут задержаться перед поступлением в музейные хранилища. Именно старые, много лет назад формировавшиеся коллекции должны быть в нашем поле зрения. Именно они составляют основную часть собрания древней кавказской бронзы Государственного Эрмитажа. Возникновение его относится к 80-м годам прошлого века и отражает все трудности и противоречия первых этапов изучения древней истории Кавказа. Эти трудности сохранялись в значительной мере и позже. Дело в том, что раскопки могильников, только и дававшие материалы коллекций, во многих случаях велись стихийно, на страх и риск того или иного археолога, без строгой документации, главным образом с одной лишь целью - получить как можно больше красивых вещей, при этом мало обращалось внимания на условия их нахождения в земле. Подобный подход к раскопкам чрезвычайно осложнял последующую научную обработку, изучение, историческое осмысление добываемых материалов. Но еще большие потери несла наука, когда за лопаты брались предприимчивые, хищные дельцы, не желавшие знать о бронзовых вещах более того, что их можно выгодно продать. Такие "находчики" просто грабили древние могилы, губили памятники, навсегда стирая с лика земли следы прошлого. Это бедствие приняло широкие масштабы, и тем больше дельцы-находчики преуспевали. Упомянутый уже Хабош Канунов, благодаря которому ученый мир узнал о находках в Кобане, вошел в историю, увы, не только этим заслуживающим признательности поступком. Он в своем селении раскопал, а точнее разграбил, свыше пятисот древних погребений. Его доход от продажи вещей составил более 20 тыс. рублей.

Покупателями добываемых древностей были разные люди, на правах собственников затем распоряжавшиеся по своему усмотрению будущим находок. Неудивительно, что часть вещей, очевидно, просто бесследно исчезла. Но создавались и частные коллекции, которые существовали, так сказать, на виду, со временем становясь объектом научного исследования. Покупали древности у находчиков и учреждения. Российская Академия наук приобрела, например, у X. Канукова некоторые предметы, переданные затем Эрмитажу.

Много находок было продано за границу. С помощью все того же X. Канукова составил коллекцию бронзы профессор Р. Вирхов, а кабардинского феодала князя И. Урусбиева - венгерский аристократ граф Зичи. Музеи Европы дотягивались до Кавказских гор, увеличивая свои фогды скупкой столь привлекавшей их внимание кобанской бронзы. Обширнейшим собранием предметов из Кобана стал обладать Музей национальных древностей Сен-Жермен-ан-Ле в Париже. Так, в ряде европейских столиц разместились крупные, весьма полные по составу коллекции древних изделий далекого от них горного края. К счастью для отечественной науки, археологические находки попадали не только в руки людей, стремившихся превратить их в статью дохода. Существовал тип коллекционеров особого рода, никогда не превращавших свои любительские занятия в средство наживы. Искренне увлекаясь собиранием древностей, умея их ценить, желая внести свою лепту в познание далекого прошлого, эти просвещенные местные интеллигенты-краеведы создавали ценные коллекции, судьба которых решалась ими и в конечном счете в интересах будущего русской науки. Коллекции не продавались за рубеж, не перепродавались частным лицам, а поступали в научные учреждения и музеи, где становились доступными для обозрений и исследований.

К такой группе краеведов принадлежали К. И. Ольшевский и В. И. Долбежев. Оба они служили во Владикавказе, занимались делами, далекими от проблем археологии, но весь свой досуг посвящали ей. К. И. Ольшевский часто бывал в селении Кобан, участвовал в раскопках некрополя, собрал великолепную коллекцию его материалов и других археологических памятников Северного Кавказа. Это была, по существу, первая большая коллекция кавказских древностей. Первой она оказалась и в Эрмитаже, заняв в нем место в 1889 году. В. И. Долбежев много лет самоотверженно трудился над накоплением археологических материалов по истории Кавказа, и, как оказалось, материалов важных и значительных. Он исколесил край - выискивал и покупал древности, интенсивно проводил раскопки памятников самых разных эпох. Своими разысканиями он в полной мере отдал должное кавказской бронзе. Отдельные коллекции бронзовых вещей, в большей части добытых им самим в 1886-1893 годах, составили еще одно эрмитажное собрание - собрание В. И. Долбежева.

Эти поступления в музей вещей кавказских краеведов вставали в один ряд с бывшими частными коллекциями ученых, посещавших край по долгу службы - в экспедициях, в командировках. Выявившееся яркое историческое значение Кавказа заставило председателя Императорской Археологической комиссии А. А. Бобринского побывать там в 1888 году. За один сезон он успел провести крупные раскопки в нескольких местах Северного Кавказа. А. А. Бобринский был и весьма удачливым коллекционером, составившим чрезвычайно обширное археологическое собрание. Входящие в него памятники кобанского круга со временем образовали самую большую коллекцию древнекавказских бронз Эрмитажа. С годами картина поступлений "бронзовых коллекций" в музей изменилась. Наука археология в советское время сделала упор на исследование древних поселений. Хищнические раскопки производились все реже, закон их запрещал. Находки часто оставались в районах раскопок - на местах возникали новые краеведческие, археологические музеи. Поток бронзовых вещей в Эрмитаж, казалось, ослабевал. "Выручали" некоторые научные учреждения и другие музеи: они передавали Эрмитажу поступившие к ним когда-то частные коллекции кавказской бронзы. Учреждения не имели специальных помещений для их хранения, а музеи, скажем этнографические, по профилю своей работы интересовались другими вещами. Наконец, на протяжении последних тридцати - сорока лет редко, но все же поступали древности и от находчиков (обычно случайные находки), а также любителей-коллекционеров. Наиболее значительным таким собранием явилась коллекция врача А. Л. Лукина, долгие годы жившего в Абхазии. Он увлеченно занимался древней историей и этнографией, по существу, стоял у начал археологического изучения края. На протяжении многих лет А. Л. Лукин, по собственному признанию, "без полномочий, средств и специальных знаний"^* с исключительной тщательностью собирал интересующие его материалы, сформировав коллекцию, в своем роде уникальную, содержащую первоклассные бронзовые изделия. Без собрания А. Л. Лукина невозможно было еще недавно исследовать древнейшую историю Абхазии, да оно и до сих пор является одним из главных источников ее изучения. В 1936 году А. Л. Лукин передал Эрмитажу многое из добытого в результате своих поисков, а в 1948 году еще пополнил музейную коллекцию новыми превосходными находками.

^* (Лукин А. Л. Материалы по археологии Бзыбской Абхазии. - "Труды отдела истории первобытной культуры Эрмитажа", вып. 1. Л., 1941, с. 19.)

Так уж сложилось, что большая часть эрмитажных коллекций древней кавказской бронзы - бывшие частные собрания. Они неравноценны по своей научной документированности, и, к сожалению, чаще приходится говорить в данном случае о явных недостатках и просчетах. О некоторых вещах известно лишь то, что они найдены где-то на Кавказе (к счастью, таких не так уж много), про другие можно сказать точнее - известны места их находок, и только о части предметов мы осведомлены лучше: знаем, в каких памятниках, вместе с какими иными вещами они были обнаружены. Это, конечно, затрудняет изучение собрания кавказской бронзы, получение необходимых выводов и заключений, а раз так, то сложнее выяснить тот исторический контекст, в котором проходила жизнь вещей и из которого они были вырваны. Но здесь на помощь приходят полевые исследования наших дней, современные раскопки, основанные на новых методах познания древних памятников и позволяющие дополнить представления о вещах, добытых давно.

Все эти вопросы изучения древнекавказской культуры нашли отражение в научной литературе, но в большинстве случаев лишь в сугубо специальной, значительная часть которой уже является библиографической редкостью. В то же время в наших музеях далеко не всегда кавказская бронза в должной мере входит в состав экспозиций. Многие коллекции хранятся в музейных фондах и доступны лишь специалистам. Известный советский ученый, археолог-кавказовед, Е. И. Крупнов в 1960 году с сожалением отмечал, что за последние годы интерес к кобанским древностям в науке несколько ослабел. Указывая на неоправданность такого поворота в научных исследованиях, он напоминал о своеобразии и яркости культуры Кобана, той культуры, которая "всегда представлялась одним из самых замечательных явлений в области древней истории не только Кавказа, но и всего Советского Союза"^*.

^* (Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960, с. 109.)

Конечно, за прошедшие годы изучение древней истории Кавказа не стояло на месте, и прогресс в данной области исторического познания несомненен. Настоящий небольшой очерк не претендует на восполнение тех или иных пробелов в изучении этой большой и серьезной проблемы. Но, очевидно, давно назрела необходимость ознакомить всех интересующихся древней историей нашей Родины с некоторыми сторонами жизни людей одного из ярких ее периодов, необходимость показать на страницах издания богатейшие коллекции Эрмитажа, до сих пор, к сожалению, мало известные. Книга знакомит читателя с этим собранием - одним из лучших в СССР и Европе. На ее страницах найдут место около двухсот предметов из очень многочисленного и обширного состава эрмитажных коллекций. Но этому, вероятно, следует предпослать сведения в целом об эпохе, о той общественной среде, в которой эти вещи создавались. Ведь художественная бронза - лишь часть, пусть самая блестящая, многообразной, самобытной, разносторонне проявившей себя культуры. На историческом фоне своего времени столь древнее искусство, в некоторых отношениях еще загадочное для современной науки, воспринимается естественнее и нагляднее.

Письменные источники, касающиеся древнего прошлого Северного Кавказа, очень скупы и почти не раскрывают его истории. Сообщения, находимые в восточных клинописных текстах, в Библии и у греческих писателей содержат отрывочные сведения о событиях, лишь косвенно связанных с жизнью населения обширной горной страны. Если обратиться, скажем, к рубежу II-I тысячелетий до н. э., то об этом времени нет и каких-либо фрагментарных материалов. Собственной письменности местное население не имело. Мы не знаем, как оно называлось, не знаем его языка, не представляем многого другого, о чем может рассказать лишь литературная традиция.

Больше в этом отношении повезло Западному Закавказью, и то, что содержат о нем письменные источники, имеет значение в целом для истории Кавказа, как-то ее отражая. Эта территория, омываемая Черным морем, была как бы распахнута в сторону Греции и в то же время была близка к цивилизациям Востока. Еще на заре истории Эллады земным раем считали греки земли у Черного моря, южнее Большого Кавказа. Сказочной страной Колхидой выступает эта местность в их мифах. Сюда, в далекую, таинственную страну, за золотым руном отправляются отважные аргонавты. Об этом повествует сказание. Руно - шерсть овцы. Но, может быть, за сказочной пеленой мифа скрывается какая-то доля реальных устремлений древних, и золотое руно волшебного барана еще и символ золотистой бронзы. Интересно отметить, что у владетеля Колхиды - царя Ээта, с которым пришлось столкнуться аргонавтам, были быки, извергавшие из желтых челюстей пламя и дробившие землю медными копытами.

С Кавказом греческие мифы связали место заточения Прометея. Где-то в горах, обступивших прекрасную Колхиду, "несокрушимыми, тяжкими цепями" он прикован к скале по повелению Зевса за то, что похитил у богов огонь и подарил его людям. Весьма примечательно, что Прометей, помещенный преданием на Кавказ, научил людей среди прочих искусств искусству металлургии.

Мир античной цивилизации долгое время воспринимал Кавказ как нечто весьма отдаленное и даже завершающее обжитую землю. Впервые само название "Кавказ" появилось в греческой литературе в VI веке до н. э. Его неоднократно употребляет в сочинении "Землеописание" Гекатей из города Милета. В V веке до н. э. знаменитый драматург Эсхил в трагедии "Прикованный Прометей" (479 г. до н. э) создает образ великого человеколюбца и богоборца и, естественно, обращается к Кавказу, называя его величайшим из горных хребтов, правда, почти не приводя каких-либо характерных подробностей. Но позднейшие комментарии к сочинениям Эсхила содержат любопытные определения. Так, Кавказ называется "тяжелым, суровым и скалистым", "Кавказ - конец обитаемой земли", "Кавказ - на конце Океана".

Весьма смутные познания античной литературы о прошлом Кавказа лишь увеличивают ценность материалов археологических. Только памятники материальной культуры дают возможность приподнять завесу над жизнью древних горцев. Могильники, клады, отдельные находки, остатки поселений, обнаруженные, раскопанные и изученные, легли в основу воссоздания истории этого горного края. Многолетними исследованиями, трудом нескольких поколений ученых была выявлена и раскрыта культура I тысячелетия до н. э- - важнейшего исторического периода, когда бронзовый век сменился веком железа, когда завершалась первобытная эпоха и первые государственные образования шли на смену родовому строю. Уже в начале этого периода территория Кавказа и Закавказья делилась на несколько областей, населенных племенами или племенными объединениями - носителями определенных, своеобразных форм материальной культуры. Из этих археологических культур назовем две, которым главным образом посвящены страницы настоящего издания. Это культуры, существовавшие на соседних территориях: Кобанская, в первую очередь, и Колхидская, меньше отраженная в книге.

Кобанская культура развивалась в основном в горных районах Центрального Кавказа (на северном и южном склонах Главного Кавказского хребта), Колхидская - в Западном Ззкэвказье. Обе культуры возникли на закате бронзового века, в конце II тысячелетия до н. Э.; в ряде признаков, выразившихся в археологическом материале, они имели черты сходства. Носители той и другой культуры прославили себя выдающимся мастерством изготовления металлических - бронзовых - изделий. И Кобанская и Колхидская культуры со временем освоили новый металл - железо, что дает право причислить их к важнейшей эпохе древности - к эпохе поздней бронзы и раннего железа.

Кобанские племена были потомками аборигенного кавказского населения, обладавшего на протяжении II тысячелетия до н. э. самобытной, относительно высокого уровня культурой, которая основывалась на скотоводстве и земледелии, на производстве и употреблении бронзовых, а также каменных орудий, достигших большого совершенства. В конце этого тысячелетия на Кавказе весь уклад жизни первобытного общества претерпевает значительные изменения. Происходит подъем основных производительных сил, увеличиваются стада, завершается освоение новых высокогорных пастбищ, совершенствуется земледелие, в металлургии и металлообработке технические процессы и приемы характеризуются различными нововведениями, открываются возможности существенного роста всего производства в целом. Такими явлениями ознаменовывается период становления Кобанской культуры.

Древние кобанцы умело приспосабливались к окружавшей их природной среде, к трудностям и удобствам горного края. Северный Кавказ (и тем более срединная часть его - Центральный Кавказ) - это вершины, достигающие высоты нескольких тысяч метров, крутые склоны гор, рассеченные узкими ущельями и долинами. И здесь же просторные высокогорные луга, обширные лесные массивы. На Кавказе разнообразный животный мир, в недрах гор - богатые залежи минералов.

Кобанцы - прежде всего скотоводы. Скот удовлетворял их потребности в самом необходимом: давал мясо, молоко, сыр, кожу и шерсть для обуви и одежды. Скот был и меновой ценностью. Особые условия существования в горах и предгорьях вызвали к жизни своеобразные способы ведения хозяйства. В горных долинах располагались постоянные поселения древних скотоводов. Весной из этих мест уходили высоко в горы стада на тучные альпийские луга, где скот - в основном овцы - находился все лето вместе с пастухами. На зиму же стада перегонялись обратно, вниз, на подножный и заготовленный корм. К тому времени уже давно прирученная лошадь была верховой. Конь широко использовался как транспортное средство, позволяя увеличивать дальность передвижений.

Сезонная смена пастбищ, расширяя освоенные горцами пространства, вела к ликвидации прежней замкнутости первобытных коллективов на ограниченной территории, помогала устанавливать связи и контакты между соседями - близкими и далекими. Вместе с тем возникало соперничество в борьбе за пастбища. Резкое столкновение интересов различных родоплеменных групп могло приводить к военным конфликтам. Эта эпоха характерна производством в больших масштабах разнообразного, отличной выделки оружия. Конные воины были хорошо вооружены, когда сопровождали при длительных перекочевках стада и охраняли пастбища. Подобные походы часто превращались в грабительские набеги, приносившие победителям богатую добычу.

Такие широко распространившиеся в жизни общества явления свидетельствовали о том, что первобытнообщинный строй у кобанских племен переживал последнюю, завершающую стадию своего развития. Скотоводством занимались и скотом распоряжались мужчины. В эту заключительную эпоху первобытной истории продолжает безраздельно господствовать ранее возникший патриархально-родовой строй, или патриархат, расцвету которого сопутствовал резкий рост экономических возможностей общества. Возросшее накопление имущества было накоплением собственности, но собственности уже не всего рода, а отдельных семей. Основной экономической ячейкой общества вместо рода становилась семья, а рядом с существовавшей с незапамятных времен общей собственностью всех членов рода возникла частная собственность семьи. В самом роду на смену имущественному равенству его членов пришло резкое различие больших патриархальных семейств по положению, по достатку. В жизни общества приобрела огромный вес и выдвинулась на главную роль родовая аристократия - вожди военных дружин, которые держали в своих руках власть, а также располагали существенными материальными ценностями. Так появились богатые и бедные, имущие и неимущие, владевшие властью и зависимые от нее. Хотя основным стержнем в экономическом развитии общества было скотоводство, экономика кавказских горцев, естественно, не сводилась к какому-то одному виду хозяйственной деятельности. Горный Кавказ с богатой фауной являлся благодатным краем для охотников. Но значение охоты теперь в жизни первобытного общества было невелико. Ныне это, очевидно, лишь подсобный промысел. Охотились с помощью лука и стрел; распространены были и коллективные формы охоты, при которых использовались собаки - давние помощники горцев.

Совсем иначе выглядит роль земледелия в жизни горного края. Хлебные злаки выращивались повсеместно и, по-видимому, были основными земледельческими культурами. Под посевы ячменя, пшеницы, ржи, проса использовались пригодные участки земли в долинах гор, а также искусственно созданные террасы. Обрабатывали землю, вероятно, с помощью деревянной сохи или деревянного плуга, а тягловой силой при этом служили быки. Наряду с таким довольно примитивным, но все же пашенным земледелием продолжало существовать и земледелие мотыжное, очевидно, более "удобное" на небольших искусственных террасах. При сборе урожая пользовались бронзовыми серпами. Для размола зерна служили каменные зернотерки. Хранили зерно и муку в больших глиняных сосудах (корчагах). Разумеется, в разных ландшафтных зонах Кавказа хлебопашество развивалось не в одинаковой степени (в предгорной полосе более основательно, чем в нагорной) и, ограниченное природными условиями, нехваткой пригодной для обработки земли, имело меньшее значение в хозяйстве населения, чем скотоводство. Несмотря на такой вес земледелия в экономике, "ни в одном ущелье Центрального Кавказа,- как отмечает советский кавказовед Б. В. Техов,- древние жители не обходили вниманием эту отрасль хозяйства"^*.

^* (Техов Б. В. Центральный Кавказ в XVI - X вв. до н. э. М., 1977, с. 203.)

В археологических материалах нашли отражение и промыслы, которые развивали древние кавказцы. В гончарном деле они весьма преуспели. Глиняные сосуды - горшки, чашки, миски, кружки, довольно часто находимые при раскопках,- лепились от руки. Они обычно отличались четкими пропорциями и правильными формами. Посуда обжигалась в горнах или в специальных ямах, а часть сосудов (столовых) подвергалась тщательному лощению. Блестящая, хорошего качества поверхность сосудов покрыта орнаментами: глубокие врезные линии образуют различные геометрические фигуры. В ремесленном деле широко использовалось все то сырье, что давало животноводство. Кожа шла на изготовление обуви и поясов, шерсть - на ткани, из которых шили одежду, на вязание чулок, выделку головных уборов, сумок и т. п. Обрывки тканей и кожи хотя и редко, но встречаются при раскопках. Прядение и ткачество развивались у населения всех местностей края. Находки глиняных пряслиц повсеместны и многочисленны. Но подлинных высот мастерства достигли древние горцы в металлургии и обработке металла - в создании бронзовых вещей. Эти предметы, являясь, естественно, не единственным примечательным творением своей эпохи, тем не менее затмили собой все остальное, созданное носителями Кобанской культуры и известное науке. Разнообразные археологические и иные источники призваны раскрыть достижения и успехи в данном металлическом производстве на всех стадиях - от горного дела до получения полностью завершенных изделий. Если в этой цепи те или иные части процесса выявлены недостаточно полно, ибо не сохранились или же сохранились лишь в незначительных остатках производственные комплексы и связанные с ними предметы, то готовые вещи, как правило, обнаруживаются неповрежденными, почти такими же, какими были в древности, в руках своих создателей. И не только потому, что они металлические и бронзу особенно щадит время. Очень многие вещи уходили вместе со своими владельцами в могилы, то есть, по существу, в укрытия, где и были найдены археологами. В большинстве случаев не при раскопках поселений, а именно при раскрытии могильников да кладов обнаруживаются кавказские бронзы - и часто в том состоянии, которое исследователями определяется как "хорошая сохранность". Добавилась лишь так называемая благородная патина, приобретенная от многовекового нахождения в земле, еще больше украсившая древние вещи.

В потустороннем мире первобытное человечество видело копию земного: люди там совершали такие же поступки, те же отношения были между ними, они нуждались в тех же вещах. Жизнь на "том свете" представлялась как продолжение и повторение жизни действительной. Иллюзия бессмертия в полной мере была присуща первобытному обществу, и в частности обществу кобанскому. Поэтому все или многое из того, что окружало человека, должно было следовать За ним в могилу. Поэтому-то и хоронили умерших обычно в сопровождении вещей самого различного назначения. Среди, как выражаются археологи, погребального инвентаря оказывались и вещи бронзовые. Вот как выглядели захоронения Кобанского могильника в Северной Осетии - грандиозного кладбища первых веков I тысячелетия до н. э. раскопки которого впервые открыли науке мир древней культуры, названной по имени этого памятника. Погребальное сооружение-яма прямоугольной формы, обложенная плитами известняка и ими же перекрытая. В этот "каменный ящик" помещали покойника. Ему придавали скорченное положение, то есть сгибали ноги и руки; укладывали чаще на правом боку. Вместе с ним помещался набор одеяний и бытовых, а также ритуальных предметов и украшений. Здесь и оружие и конская сбруя. Ставились сосуды с пищей.

Больше всего в могилах бронзовых вещей. Это - бляшки и пуговицы от костюма, браслеты на руках и ногах, ожерелья из бус и обручи на шее, различные скреплявшие одежды застежки и булавки, пояса с пряжками. Из оружия - топоры и кинжалы. Мелкие украшения в виде привесок всевозможных форм. Посуда тоже частично из бронзы. Наборы вещей в захоронениях повторяются и бывают несколько различны лишь по составу в могилах мужчин и женщин. И таких отдельных захоронений, составлявших могильник, сотни. Трудно представить, какое количество предметов из бронзы дали эти могилы все вместе. Оно огромно, и кажется, будто люди вознаграждали себя за металлический голод предшествующих эпох, когда не знали металла или мало употребляли его. Бронзовые вещи представляются совершенными творениями древних мастеров, и, глядя на них, не сомневаешься в том, что все эти изделия - не только свидетельство таланта и проявления безупречного вкуса их творцов, но и итог нелегкого труда, многих производственных процессов и операций. Рассмотрим этот путь - от кусков руды до произведений большого искусства.

Особый колорит древней культуры Кавказа в значительной мере объясняется своеобразными условиями местной природной среды. Это касается прежде всего горного дела и металлургии. Обилие на Кавказе вполне доступных первобытному человеку рудных месторождений создавало предпосылки для мощного развития металлургического производства. Горные районы, богатые рудой, могли удовлетворить производственные нужды мастеров-металлургов. Они умели найти, добыть и использовать минералы. Кавказ в I тысячелетии до н. э. стал одним из крупнейших очагов металлопроизводства в Европе. Залежи медных руд и других полиметаллов (свинца, цинка, сурьмы, мышьяка) находятся в высокогорных местностях Кавказа. Известно несколько групп месторождений с большими или меньшими рудными запасами. Но даже небольшие месторождения могли быть использованы и служить длительное время, продолжая сохранять запасы руды в количествах, удовлетворяющих потребности древнего производства. Однако в то время многое значила глубина залегания рудоносных слоев. Естественно, очень трудно тогда было вести работы по закладке глубоких шахт. Поэтому добыча развивалась в первую очередь на месторождениях с такими выходами руд, на которых более или менее несложно было развернуть горные работы.

Остатки древних выработок медной руды в горных местах Северного Кавказа и Закавказья обнаруживались в прошлом часто случайно, людьми, далекими от изучения древностей края, и археологами тщательно не обследовались. Известный советский археолог-кавказовед А. А. Иессен в 1935 году собрал сведения о таких разработках и насчитал их, а также мест выплавки меди из руды на склонах Главного Кавказского хребта несколько более двадцати. С тех пор этот список увеличился (в частности, были зафиксированы пункты в Кабардино-Балкарии и Северной Осетии). Но обстоятельные исследования древних горных выработок пока велись не в том объеме, чтобы можно было воссоздать полную картину развития горного дела. Это касается и хронологии рудных разработок - их действительной древности, и типов добываемых руд, и техники горных работ. На помощь приходят лучше известные другие древние очаги металлургии и этнографические параллели, которые помогают при изучении и последующих стадий производственного цикла.

Как установили исследователи истории металлов, на Кавказе первоначально осуществлялась добыча лишь окисленных медных руд - из верхних слоев месторождений. Она велась открытым способом, с применением глубоких канав и ям. Позднее стали добывать сернистые руды посредством подземных разработок - с использованием шахт и наклонных штолен. Древние рудокопы по жилам медной руды вели выработки, иногда глубоко под землей. Они были оснащены кирками, молотками, клиньями (из бронзы и камня), а также корзинами и мешками - для выноса добытой руды.

Следующим этапом горно-металлургического процесса являлась обработка руды. Ее надо было отделить от пустой породы. Куски руды дробили увесистыми каменными молотами, а затем сортировали. Для измельчения руды использовали объемистые каменные ступы. Такая обогащенная руда поступала в плавильные мастерские: окисленные медные руды, по существу, могли сразу идти в плавку. Но сернистые руды (сульфиды) требовали предварительной обработки обжигом с целью удаления серы. Только после подобных операций могла происходить выплавка меди. Медеплавильни находились, как правило, в местах горных выработок - вблизи рудников. Плавка производилась в печах, сооруженных в ямах из каменных плит. Помимо руды в печи закладывалось топливо - древесный уголь. Через сопла - глиняные трубки - нагнетался мехами воздух. Окисленные медные руды плавились при температуре около 1100° С. Получался чистый металл, сначала жидкий, затем застывавший в виде слитка. Эти слитки меди употреблялись для последующего производства бронзы - время, когда изделия из чистой меди играли роль в быту человека, прошло. В эту эпоху господствуют металлические сплавы.

В сплавах с медью использовали мышьяк, сурьму, свинец, цинк. Так называемая мышьяковистая бронза более всего была распространена на заре металлургии, однако и позднее предметы из сплава меди с мышьяком бытовали на Кавказе довольно широко (например, орудия труда). Примеси в медных сплавах сообщали металлическим изделиям свойства, которые очень ценились. Но все это не шло в сравнение с тем эффектом, какой давало добавление к меди олова. Специалист по истории металлургии древнего мира И. Р. Селимханов подчеркнул преимущества оловянистой бронзы над другими типами медных сплавов (в литейных свойствах, легкоплавкости, твердости вещей, красоте их цвета), превосходства, позволяющие считать олово идеальной примесью к меди. Однако если мышьяк, свинец и другие полиметаллы могли добываться на Кавказе, то где добывалось олово - неизвестно. Олово есть в бронзе - в готовых изделиях, но каким образом оно попадало в руки изготовителей данных вещей, неясно. Здесь мы сталкиваемся с проблемой, до сих пор наукой не разрешенной, с загадочным явлением в истории древней металлургии и культуры.

Олово не могло добываться на Кавказе по той простой причине, что его там нет. Точнее говоря, нет таких месторождений, которые могли бы иметь, употребим в отношении древности современную терминологию, промышленное значение. Запасы его в пределах Кавказа абсолютно ничтожны. Таково мнение многих ученых. Очевидно, олово на Кавказе было импортным. Откуда же поступало оно на эту территорию, столь насыщенную находками медно-оловянных предметов? Высказывалось предположение, что олово доставлялось из районов Передней и Малой Азии, что там находились его месторождения. Но подобные догадки в свете новых исследований не подтвердились. В относительной близости к Кавказу олово не выявлено. Те области, где оно было, расположены довольно далеко и от Кавказа и от стран Передней Азии, также пользовавшихся привозным оловом. Одна из этих областей - юг Сибири, а также, возможно, территории Средней Азии и Казахстана. Еще более удаленный район, где богатейшие в мире залежи оловянной руды,- Юго-Восточная Азия. Так называемый "оловянный пояс" простирается от Индонезии через Малайзию до севера Бирмы. Советские ученые М. А. Кашкай и И. Р. Селимханов убеждены в том, что именно месторождения этого района являлись источником снабжения оловом металлургии Кавказа. Но академик Б. Б. Пиотровский, не отрицая возможной для Кавказа роли Малайского архипелага, предполагает, что олово могло доставляться не только с Востока, но и из западных районов Средиземноморья, доставляться так называемым эстафетным путем - по этапам обмена. В свою очередь Западное Средиземноморье получало его из Испании или даже Британии.

Откуда бы ни шло олово, переходя из рук в руки, прежде чем достигнуть границ Кавказа, путь его был огромен. Невероятным представляется такая транспортировка для столь давнего времени. Но, может быть, эта невероятность кажущаяся? Многое казалось невероятным в истории древнего мира, но объяснения невероятностям со временем были найдены. Таковы гипотезы по поводу одной из острых проблем современного познания прошлого кавказской металлургии. Во всяком случае, древние горцы имели в своем распоряжении олово и с успехом его использовали. Они долгое время производили оловянистую бронзу. Вещи, отлитые из этого сплава, господствовали среди бронзовых изделий. Преобладают они и в коллекциях Эрмитажа.

Олово в различных пропорциях сочеталось с медью. Наиболее устойчивое соотношение меди с оловянной примесью приблизительно 9:1. Это так называемая классическая бронза, очевидно, практически наиболее выгодная. Отклонения от такого соотношения могли быть весьма значительны. Тот или иной процент содержания олова в сплаве существенно влияет на изменение его свойств. Если "присадка" олова очень мала, то сплав получается мягкий, если примеси слишком много - он становится твердым, но хрупким. Такое колебание характера свойств сплавов несомненно учитывалось древними мастерами при производстве различных изделий, например предметов вооружения. Возрастание добавлений олова меняет цвета сплавов - от золотистого (10 %) к красноватому (16 %) и от желтого (20 %) к белому (33 %). Это имело значение при изготовлении украшений.

Литейные мастерские часто располагались в непосредственной близости от первичных производств металла или вместе с ними, иногда же они примыкали к поселениям. Главнейшей стадией создания бронзовых предметов было литье. В тигли с расплавленной медью добавляли слитки олова или оловянный камень (касситерит). Вещи получали отливкой расплавленного металла в формы. Формы представляли собой, по существу, негативы будущих предметов. Они были глиняными и каменными; последние употреблялись в это время чаще и были либо односторонние (форма вырезана в одном камне), либо двустворчатые, то есть состоявшие из двух одинаковых половин. Пользовались и металлическими (медными) литейными формами. Данный способ обладал рядом преимуществ. В металлической форме можно было получать отливки сложного профиля, передавать точно мелкие детали, а сама медная форма прочнее других и лучше пригодна к многократному использованию.

Особое значение имела техника "литья с потерянной формой". При этом способе мастера начинали с того, что лепили из воска модель будущего бронзового предмета. Затем модель плотно обмазывали со всех сторон глиной, в которой делали отверстия. Глину обжигали на огне, воск вытекал, оставляя пустоту - негатив предмета. Теперь в эту форму наливали расплавленный металл. Потом, по охлаждении, глиняную форму разбивали. Повторений уже быть не могло. Таким способом изготовляли предметы единственные, исключительные, не имевшие копий. Абсолютно индивидуального облика создавались, например, скульптурные статуэтки.

После остывания металлов и освобождения их от форм кропотливая работа мастеров продолжалась. Вещи имели "следы отливки": заусеницы, неровности шероховатой поверхности, затеки застывшей бронзы. Требовалась их отделка - и сглаживались неровности поверхности, удалялись затеки, оттачивались лезвия. Изделия также полировались. Некоторые отлитые предметы подвергались дополнительной проковке. Тем самым им придавалась большая твердость, упругость и гибкость. Так поступали с клинками кинжалов. Проковка применялась и при изготовлении из литых стержней пружинящих спиралей для украшений, а также при производстве тонкой листовой бронзы (для сосудов, поясов). Умели изготовлять тянутую проволоку (для всевозможных спиралевидных подвесок). Наконец, хорошо были освоены клепка и пайка. Даже беглый взгляд на образцы бронзовых изделий - продукты кобанского металлопроизводства - убеждает в том, сколь высоко качество их обработки, точность и тщательность отделки. Безупречная форма и сложная конфигурация предметов скрывают трудности всех технически нелегких приемов их изготовления, характер того или иного вида литья. Вещи кажутся высеченными из одного куска металла, подобно скульптуре, созданной резцом художника из глыбы мрамора.

Еще при отливке бронзовых предметов намечалось и создавалось их украшение, часто в форме орнаментации. Литой орнамент обычно сводился к рельефным граням, выпуклостям, валикам, шнуровым линиям, к превращению отдельных частей вещей, чаще завершений, оконечностей в ажурные, прорезные фигуры.

Большое распространение получило украшение изделий гравировкой уже после их отливки. Так, на поверхности вещей появлялись композиции геометрических фигур, подчас довольно сложные, и изображения животных. Искусство гравировки требовало совершенных навыков и большого опыта. Тонким резцом мастер наносил основные черты будущего узора, а затем более крупным резцом с силой, но плавно вел по намеченным линиям. Использовался и иной прием. Мастер "проходил" рисунок-контур с помощью чекана и молоточка. Так насекались короткие черточки, которые, сливаясь, давали непрерывную линию. Это была техника чеканки. Применялась и техника инкрустации - украшение вещей различными вставками, вносившими разнообразие в однотонность предметов. Вставки - из кости, дерева, стекловидной пасты - заполняли выемки в бронзе; они не отличались особой прочностью и далеко не всегда хорошо сохранялись на изделиях. Наконец, инкрустационным материалом было железо. Оно очень ценилось и встречается только на отдельных вещах, только в виде небольших вставок, подобно драгоценным камням на ювелирных изделиях будущих веков. Шедшие на такую мелкую заливку железные крупицы - предвестники господства нового металла в последующее время и вместе с тем свидетельства заката бронзовой эпохи.

Но этот закат на Кавказе был блестящим и продолжался долго. Не прекращалось развитие металлопроизводства, существовали многие крупные специальные мастерские. Остатки некоторых из них обнаружены в разных районах Кавказа. Готовые изделия и полуфабрикаты, литейные формы и тигли, различные орудия и инструменты, а также плавильные печи раскрывают сложность и успехи труда мастеров-ремесленников. В течение нескольких веков кобанские бронзовые изделия сохраняли свои высокие качества, рождались новые формы и типы вещей. Велика была сила традиции совершенного, отточенного мастерства. Безусловно, подобная преемственность могла существовать лишь потому, что бронзовым производством были заняты специалисты-профессионалы, заняты трудом, носившим и коллективный и наследственный характер. Они снабжали своей продукцией других людей - членов собственной общины, рода, население соседней территории. Неудивительно, что положение создателей металлических изделий в обществе было особым. Советский ученый Е. Н. Черных отмечал, что "выплавка металла требовала от древнего металлурга большого опыта, знаний и навыков - тех качеств, что издавна заставляли относиться к "огненному мастеру" с особым уважением и великим страхом"^*. Фигура мастера-плавильщика, мастера-литейщика неизменно была в ореоле загадочности.

^* (Черных Е. Н. Металл - человек - время. М., 1972, с 140.)

Казалось, непонятные, таинственные действия совершали кузнецы, удивительные превращения металла происходили в их руках, вызываемые какими-то нечеловеческими силами. Таковы уж превратности жизни первобытного общества. Люди, ускорявшие развитие производства, мирно работавшие, изготовлявшие полезные и красивые вещи, вселяли не только почтение, но и ужас в сердца своих соплеменников.

До 1917 года Императорская Археологическая комиссия помещалась в том же здании, что и Императорский Эрмитаж. И комиссия и музей находились в ведении Министерства двора русских царей. Неудивительно, что очень многие археологические находки из разных краев России первое учреждение передавало на хранение второму. После Великой Октябрьской революции Государственная Академия истории материальной культуры, пришедшая на смену Археологической комиссии, расположившаяся на одной набережной с Государственным Эрмитажем, через несколько домов, продолжила традицию комиссии, отдавая музею доставшиеся в наследство коллекции. Эрмитаж все более превращался в универсальный музей, в частности в музей всех древних культур на территории СССР. Среди поступавших коллекций находились и древности Кавказа.

Уже приходилось упоминать о формировании в Эрмитаже кобанских собраний. Возвращаясь к этому моменту, хотелось бы подчеркнуть длительность процесса собираний, участия в нем немалого числа научных организаций (помимо названных) и, как следствие этого, весьма внушительный объем ныне существующего собрания древнекавказской бронзы. О численности его говорят такие цифры. Коллекция К. И. Ольшевского содержит 202 предмета. Материалы, когда-то принадлежавшие А. А. Бобринскому, состоят из семи отдельных коллекций. Самая большая из них насчитывает 748 инвентарных номеров. Все это вещи, разумеется, кавказского происхождения, и большая часть их кобанского круга. Но не все предметы бронзовые, есть изделия керамические, иных материалов (скажем, украшения - бусы из сердолика). Конечно, многие бронзовые вещи неравноценны по своим художественным достоинствам, среди шедевров бронзолитейного искусства встречаются изделия и рядовые, массовые, как, например, маленькие бляшки, похожие одна на другую и повторяющиеся в десятках экземпляров. Часть наиболее выдающихся, а также наиболее характерных для эрмитажного собрания предметов будет представлена читателю. Только часть, ибо нет возможности в данном издании составить каталог всего собрания. Следует уточнить, откуда, с каких территорий происходят вещи. Это Северная Осетия (самая значительная группа коллекций), Кабардино-Балкария, Чечено-Ингушетия, Юго-Осетия, Дагестан, Абхазия. В Грузии помимо Абхазии и Юго-Осетии еще некоторые районы. Все коллекции представляют памятники Кобанской и Колхидской культур, за небольшим исключением (например, находки в Дагестане). Кобанских комплексов значительно больше, чем колхидских. Последние происходят главным образом с территории Абхазии (образуют в основном всего три больших коллекции).

Возникнув в конце II тысячелетия до н. э., Кобанская культура доживает до IV века до н. э. Многие стороны жизни культуры претерпевали изменения в пределах таких хронологических рамок. Менялось, развивалось и металлическое производство - как уже отмечалось, рождались новые формы вещей, возникали новые виды продукции и вместе с тем выделка каких-то изделий прекращалась. Ученые делят весь период существования Кобанской культуры, как минимум, на два больших этапа - раннекобанский, или этап классического Кобана, завершающийся в VII веке до н. э., и этап позднекобанский, оканчивающийся в IV веке до н. э. Характер и объем данного очерка заставили нас ограничиться лишь суммарным рассмотрением материала, не выделяя специально отдельные хронологические группы, хотя одни вещи относятся к началу развития культуры, другие - к последующему времени, третьи - к периоду завершения ее существования. Читатель, обратившись к иллюстрациям, найдет датировку того или иного предмета. Надо иметь в виду подчас сложность установления времени изготовления вещей. Здесь многое еще требует уточнений, и расхождения в этих вопросах между учеными бывают весьма серьезны. Не всегда возможно отнести какой-либо предмет к определенному веку, и приходится оперировать более крупными периодами тысячелетия. Надо только надеяться, что успехи науки внесут ясность в столь трудные вопросы.

Описание бронзовых вещей дается по отдельным категориям. В каждую группу входят предметы одного назначения. Последовательность представления групп - от вещей утилитарного характера к декоративным и от них к изделиям культовым, религиозного смысла. Завершающая категория - антропоморфные изображения на предметах самого различного предназначения.