26.09.2015

Дама с серым попугаем. Наталья Нестерова: 'В другой раз будет лучше'

Наталья Нестерова узнаваема и любима знатоками искусства во всём мире. Живописец, профессор, академик, Заслуженный художник Российской Федерации, Лауреат Государственной премии… Она много работает в Москве, Париже, Нью-Йорке. Пишет, выставляется, преподаёт. Об отношении к работе, семье, чтению и путешествиям Наталья Игоревна рассказала главному редактору "Суперстиля" Елене Вышинской под одобрительные комментарии своей птицы счастья — серого попугая жако Кукуни.

Дама с серым попугаем. Наталья Нестерова: 'В другой раз будет лучше'. Фото: Z&L Gallery, Юрий Рост

— Когда появился ваш узнаваемый стиль в живописи?

— Не знаю. Про себя никто не знает, наверное. Сначала всё шло от литературы, а потом уже переживания, воспоминания, путешествия…

— Вы много ездили и по Советскому Союзу, и по миру!

— В Комбинате живописного искусства, где я работала после окончания Суриковского института, было "гарантированное авансирование" — вешали список работ и мы "подписывались" на них и отправлялись в разные стороны огромной тогда страны.

Ездить по миру я начала поздно. Мне исполнилось сорок лет. Германия, маленький городок, Пасха, звонили колокола… А в Америку я приехала первый раз в 1988 году. И остановилась в отеле "Веллингтон". Очень боялась отойти от него далеко и потеряться. С тех пор я была там много раз и всегда жила в разных концах Нью-Йорка. Но когда у нас появилась квартира — она оказалась совсем близко от моего первого пристанища. И страх заблудиться исчез.

Я люблю там жить и работать — удобно и соседи приветливые. Но когда я прилетаю в Америку из Франции, хочется закрыть глаза — как дочь архитекторов я ценю красоту городов. В Америке же космическая архитектура, компьютерная — дом, окна и всё время меняются жильцы — снимают, ремонтируют, съезжают. А во Франции любой фрагмент — сокровище.

— Ваши работы тоже для многих стали объектами для любования. Помните, как Владимир Орлов (прозаик, автор "Альтиста Данилова" — прим. ЕВ) в своём эссе о вас написал: "Полотна её тут же берут в плен ваш взгляд, и ощущаешь в них такую энергию, такое напряжение красок, душевных и динамических состояний, что жизнь внутри прямоугольников холстов начинает казаться равносильной и равноправной жизни, что вокруг и внутри нас. При этом перед нами не копии жизни, а возможные варианты её".

— Мы дружили. Володя внимательно и с интересом относился и к Тане Назаренко (коллега и подруга), и ко мне. А когда человеку на самом деле интересно — это чувствуешь.

— Лидия Орлова (вдова писателя) говорит, что вы с ним понимали друг друга без слов. Даже там, где никому не было понятно…

Дама с серым попугаем. Наталья Нестерова: 'В другой раз будет лучше'. Фото: Z&L Gallery, Юрий Рост

— Это не придуманное. Оно, где-то увиденное, где-то прочитанное, где-то услышанное, откладывается каким-то багажом. И потом этот багаж извлекается даже не осознанно, а просто вылетает и появляется как всякая чертовщина.

… "Альтиста Данилова" я читала в Прибалтике, где происходили фантасмагорические вещи. Я жила в Вайвари и там нарисовала картину, которая сейчас у Орловых. И вдруг по дорожке идёт человек — красивый, высокий. Вылитый Данилов. Это Владимир Грот (прототип Данилова) меня там нашёл — был на гастролях в Риге.

— У вас так много портретов Орлова и картин на его сюжеты. Редкое его издание выходило без вашей картины на обложке! Мне особенно нравится, где лицо скрывает кружка, и уши из-за неё торчат.

— Это по поводу, ко Дню рождения рисовала. Мне было приятно.

— Мне кажется, вы вдохновляли Владимира Викторовича. А кто вас вдохновляет?

— Меня моя мама вдохновляет.

— Как надо воспитывать ребёнка, чтобы он так относился к матери?

— Воспитывали меня бабушка с дедушкой, а мама — архитектор часто уезжала, строила крупнопанельные дома в Магнитогорске, потом в Москве. В таком доме на Октябрьском поле мы и жили лет двадцать. А мама меня поддерживала тем, что верила в меня.

Дама с серым попугаем. Наталья Нестерова: 'В другой раз будет лучше'. Фото: Z&L Gallery, Юрий Рост

Совершенно удивительный у меня был дедушка. Во-первых, он меня очень любил. Он умер, когда мне было семь лет. Но всё, что во мне есть, я считаю, что это от него. Во-вторых, он учил меня рисовать. Был он из крестьян, из ярославских сыроваров. В роду были иконописцы. Его брат был директором конезавода — вот почему я начала рисовать лошадей. Несколько раз меня водили на ипподром — смотреть бега.

У дедушки была потрясающая судьба — он убежал с бродячим цирком, работал в Окнах РОСТА, у Ханжонкова… Потом он стал школьным учителем рисования.

Мама была невероятно образованным человеком. В институте её звали "умная Зоя". Даже сейчас мой взрослый сын Лёва говорит, что ему очень не хватает бабушки, чтобы спросить. И справедливо считает, что его образование — от бабушки. Она никогда не повторялась. Когда ей что-то рассказываешь, её реакция всегда была непредсказуемой. Мои друзья и подруги навещали маму, даже если я уезжала — им с ней было интересно. Она потом преподавала в Строгановке интерьер — её обожали ученики и приходили к ней домой, когда она уже не вставала с кровати — около пятнадцати лет.

— Наталья Игоревна, у меня есть ваш "Альбом для мамы", мне его Лидия Орлова подарила. Это такое материализовавшееся признание в любви?

— Идея издать рисунки, которые я рисовала для мамы в путешествиях и ко Дню рождения принадлежит моему бывшему мужу Лёне. А осуществили они её вместе с Юрой Ростом. Мне хотелось, чтобы альбом остался, как был, интимной вещью. Но про него мне говорят даже совсем незнакомые люди.

— Что кроме таланта и поддержки родных потребовалось вам, чтобы стать художником?

— Работа, работа, работа… Никто же не заставляет. Но каждое утро невидимая ниточка ведёт по дороге в мастерскую. Никто не просит. Это потребность. А теперь ещё и терапия.

— А есть для вас разница — где работать — здесь или в других странах?

Дама с серым попугаем. Наталья Нестерова: 'В другой раз будет лучше'. Фото: Z&L Gallery, Юрий Рост

— Сын, как арт-дилер, говорит, что всегда знает, где написана работа. Не знаю, почему. Заграницей я всегда живу там же, где работаю. А здесь я редко захожу в мастерскую — больше на даче пишу.

— А настроение у вас разное здесь и там?

— У меня всегда плохое настроение.

— А выражение лица счастливого человека?

— Это маска. Я же рисую маски. А потом моя бабушка, она была "высокоблагородие", учила меня не показывать свои чувства. И мама говорила, что нельзя превращать человека в помойное ведро — чувства свои выливать. А плохое у меня вызывает желание работать. Подходишь к холсту и всё забываешь.

— Вы медленно работаете?

— Думаю долго. Работаю очень быстро. Даже скажу вам, как это получилось. После окончания института мы ездили на творческие дачи. Там времени на всё — месяц, два. Туда же приезжали комиссии и смотрели, что мы там наделали. Необходимо было сконцентрироваться, адаптироваться и показать, что получилось. Часто начинаю… с разбега. Беру старую тему, а потом появляется нечто другое. Опять же, книга, путешествие, импульс…

— На ваших картинах часто закрыты лица людей — букетами или натюрмортами. А иногда — спины...

— Мне хочется, чтобы тот, кто рассматривает картину, сам додумал то, что сейчас хочется видеть.

— Для этого ваша серия "Пасьянсы" идеально подходит.

— Я загадываю. Пасьянс — это терпение и внимание. Работаю я с дикой скоростью, а главным образом я сижу и думаю. И поскольку давно работаю, размышляю — сделать так или не так, т.е. я пробую это не на холсте, а в голове.

Дама с серым попугаем. Наталья Нестерова: 'В другой раз будет лучше'. Фото: Z&L Gallery, Юрий Рост

Карты я люблю изобразительно. Я на них смотрю. В мастерской у меня огромная коллекция карт. Иногда говорят — погадай. И я достаю из колоды три карты — что было, что будет и чем сердце успокоится. И выдумываю для них что-нибудь хорошее. Гадать я не умею, но для меня гадалка — это человек, который думает о вас. И это способ человека подбодрить.

— А скульптуры откуда появились на ваших полотнах?

— Я дружила со скульпторами, выставлялась с ними. И это мне очень помогло в работе. Картина — плоская, скульптура — объёмная, вокруг скульптуры вы можете обойти на выставке. А в картину вы можете только войти сами и… придумать что-то.

— Темы периодами или возвращаются?

— Возвращаются!

— А какие работы у вас самые любимые?

— О… Я свои работы не люблю.

— Удивительно. А работать — любите.

— Потому, наверное, так много и работаю, что надеюсь — лучше получится.

Когда моему внуку Давиду было года четыре, мы приехали с ним в Русский дом в Бер-Лез-Альп по приглашению Рене Герра (французский филолог-славист и коллекционер — прим. ЕВ). Я стояла и рисовала большой оркестр, а ребёнок сидел сзади за прозрачным столиком и рисовал… сияние. Я к нему оглянусь — потрясающе! А на свою работу смотрю — какой ужас чёрно-коричнево-белый…

Когда начинаешь собой восхищаться — заканчивай свои занятия. Художник счастлив, когда работает. А потом смотришь на дело рук своих: что это я наваляла — ай-я-яй! Ну ничего, в другой раз будет лучше. Я почему ещё быстро работаю, всё что делаю — это как эскиз к следующей работе. И я повторяю, но уже иначе.

— Наталья Игоревна, ваша преподавательская работа в ГИТИСЕ доставляет вам удовольствие?

— Конечно. Меня Сергей Бархин позвал. Сначала я отбивалась, т.к. не считала себя педагогом. Но прошло двадцать три года. И я не представляю себе жизни без студентов, занятий, спектаклей. Никогда не знаешь, что чем окажется.

Вот моя серая птица, которая с любовью укусила меня за лицо перед вашим приходом. Когда она жила у моих соседей, говорила мужским голосом, и мы думали, что она — мальчик. А когда я её купила, она стал говорить с моими интонациями. Однажды прихожу — на полу её разбитое яйцо… И она смеется как я, правда, Кунечка?

Елена Вышинская

Источники:

1. superstyle.ru