Терракотовые статуэтки всадников на Боспоре.

Среди боспорских терракот издавна известны статуэтки всадников. Их можно разделить на два типа. Статуэтки первого типа передают всадника на мчащемся галопом коне (рис. 4). Конь украшен фаларами. Под крупом коня на фоне в низком рельефе изображен заяц и преследующая его собака (на данном экземпляре собака неразличима). Всадник, одетый в кафтан, анаксириды и застегнутый на правом плече плащ, поднял правую руку, чтобы метнуть копье или дротик в преследуемое животное. Между статуэтками, принадлежащими этому типу, прослеживаются некоторые отличия. На одних голова коня туго притянута к шее, левое плечо всадника слилось с конской шеей, а его правая нога развернута в сторону зрителя. На других всадник пригнулся к шее коня. Имеются и такие статуэтки, на которых конь изображен с вытянутой вперед головой, под всадником — богато украшенный чепрак, правая нога всадника согнута в колене и несколько отведена назад. Эти статуэтки, в отличие от упомянутых выше, изображают всадника как в башлыке, так и с непокрытой головой. Хорошо исполненные фигурки этого типа трактованы в формах античного искусства. Они характеризуются правильными пропорциями, правдиво переданным движением всадника и коня.

Рис.1 Боспорская терракотовая статуэтка всадника из Мирмекия

В некоторых терракотах, принадлежавших ко второму из распространенных на Боспоре типу изображений всадника (рис. 3), прежде всего бросается в глаза статичность группы, условность и схематизм в передаче сюжета. Терракоты этого типа также вылеплены с помощью формы, но коропласт, их изготовивший, явно не владел ни анатомическими знаниями, ни свойственными античному искусству приемами художественной трактовки. Рука всадника, изображенная в виде изогнутой выпуклости, не имеет суставов, нога от колена вниз также не промоделирована. Фигуры коня и всадника несоизмеримы. Не сумел коропласт передать и движение коня, которого, очевидно, предполагал изобразить идущим мерным шагом. На всаднике — плащ, скрепленный на правом плече и закрывающий его грудь и спину. Те живые бытовые детали в одежде всадника и в конской сбруе, которые свойственны ряду терракот первого типа, на занимающих нас сейчас статуэтках отсутствуют.

Рис.2. Боспорская терракотовая статуэтка всадника из Мирмекия

Основываясь на сопоставлении стилистических признаков статуэток обоих типов, можно было бы предположить, что статуэтки второго типа более поздние. Однако имеющиеся для их датировки археологические данные противоречат такому выводу. Так, статуэтка всадника на скачущем коне 7 была найдена в Пантикапее в погребении, относящемся, как об этом можно судить по другим обнаруженным в нем терракотам, не ранее чем к концу I в. до н.э. Аналогичная статуэтка происходит из раскопанной там же каменной гробницы, датируемой найденными в ней стеклянными сосудами серединой — третьей четвертью I в. н.э. Что касается терракот второго типа, то одна такая статуэтка 9 обнаружена в погребении первых десятилетий I в. до н.э. Обломки аналогичной статуэтки были найдены при раскопках эллинистической сельской усадьбы. Жизнь на усадьбе прекратилась в первой половине I в. до н.э., что дает terminus ante quern для найденного здесь вещевого материала, а, следовательно, и для занимающей нас статуэтки всадника.

Рис.3. Боспорская терракотовая статуэтка всадника из пантикапейских погребений

Итак, наблюдения над пантикапейскими погребальными комплексами дают основание заключить, что трактованные в формах античного искусства статуэтки охотников-варваров на скачущих галопом конях, аналогичные терракоте, нами рассмотренной (рис. 4), относятся примерно к тому же времени, что и статуэтки всадников на конях, стоящих или идущих мерным шагом (рис. 3).

К последним близка по композиции фигурка всадника из Мирмекия (рис. 1). Конь, украшенный фаларами, очевидно, также был изображен с поднятой передней левой ногой (в этой части терракота повреждена). Торс всадника развернут на зрителя. На всаднике — кафтан, скрепленный на груди. В его правой лежащей на крупе коня руке зажат неясный предмет, возможно шапка (голова всадника утрачена). Эта статуэтка, обнаруженная в цистерне винодельни, использование которой было прекращено на рубеже II—I вв. или в начале I в. до н.э., является свидетельством тому, что на Боспоре в указанное время были известны также терракотовые статуэтки всадников-варваров на спокойно стоящих (или медленно идущих?) конях, трактованные в античной художественной манере. Но, судя по боспорским терракотам из Эрмитажа. Одесского и Керченского музеев, наиболее популярными были статуэтки двух типов, рассмотренных нами выше. При этом статуэтки грубого, несовершенного исполнения, передающие изображения всадников на ^спокойно стоящих конях, появившиеся где-то в конце II или в начале I в. до н.э., не выходят за пределы последнего столетия периода эллинизма, в то время как статуэтки охотников-варваров на мчащихся галопом конях, трактованные в чисто античной традиции (они появились в боспорской коропластике примерно в то же время), были популярными и в течение I в. н.э. Изготавливались ли такие статуэтки на протяжении II—III вв., остается неясным. Во всяком случае, в археологических комплексах этого времени находки аналогичных статуэток не зарегистрированы. Более грубый стиль ряда подобных статуэток не может служить достаточно надежным критерием для отнесения их к указанному времени. Схематизированная статуэтка всадника, у которого развевающийся за спиной плащ с условно прочерченными параллельными складками приобрел явное сходство с округлым крылом, найдена в погребении со стеклянными сосудами второй четверти — середины I в. н.э., что свидетельствует об одновременном бытовании на Боспоре статуэток всадников различного технического и художественного исполнения.

Рис.4. Боспорская терракотовая статуэтка всадника из пантикапейских погребений

Статуэтки всадников дают интересный пример параллельного существования в боспорской коропластике периода позднего эллинизма и I в. н.э. двух художественных стилей — античного и сложившегося на почве Боспора путем слияния античных и автохтонных изобразительных традиций местного стиля. Они отражают тем самым своеобразие культуры Боспора и свидетельствуют о характере вкусов его населения. Эти статуэтки не менее интересны и с точки зрения их содержания: следует ли видеть в них изображение представителей боспорского населения и тем самым причислить их к категории жанровых терракот или их должно воспринимать в качестве изображений культового характера? Конечно, в отдельных деталях этих фигурок не могли не отразиться наблюдения, почерпнутые коропластом из жизни, однако ряд соображений позволяет предположить, что содержание образов, передаваемых этими статуэтками, было связано со сферой религиозных представлений.

Так, нельзя не отметить значительного сходства по общей композиционной схеме статуэток всадников на галопирующих конях с иконографическим образом так называемого фракийского всадника. Уже одно это обстоятельство, как представляется, исключает возможность рассматривать эти терракоты как жанровые, поскольку они явно передают устойчивый канонический тип. Правда, в боспорских терракотах периода, предшествовавшего появлению на Боспоре рассмотренных нами статуэток всадников-охотников, этот тип воплощения не получил, но о том, что он имел здесь сложившийся образ по крайней мере уже в IV в. до н.э., можно говорить на основании золотой тисненой бляшки из Куль-Обы.

Очевидно, подобным же образом следует решать вопрос о терракотовых статуэтках всадника на спокойно стоящем коне. Определенные основания для этого дает боспорский нумизматический материал. Уже М. И. Ростовцевым было отмечено, что на оборотной стороне монет царей Боспора, начиная с Савромата II, прочное место занимает изображение всадника на большом спокойно стоящем или мерно идущем вправо коне. М. И. Ростовцев воспринимал его как изображение царя, приобщенного к власти богом. Добавим к этому, что несомненно этот же статуарный тип передает конная статуя, увенчивающая въездную арку городской стены на монетах Рескупорида II.

Независимо от того, последуем ли мы за М. И. Ростовцевым в интерпретации характера этого монетного образа или определим последний в качестве изображения божества — Jeoz propnlaioz , что нам представляется более правдоподобным, и в том и в другом случаях связь всадника, фигурирующего на упомянутых боспорских монетах, с религиозно-культовыми представлениями несомненна. Именно вследствие этой связи изображение всадника было включено в золотые диадемы из погребений, которые принято связывать с Рескупоридом III и его супругой. Вместе с тем несомненно сходство занимающих нас терракотовых статуэток всадника на спокойно стоящем коне с фигурирующей на монетах Рескупорида II конной статуей. Отсюда мы вправе заключить, что эти статуэтки также воплощали в себе определенный культовый образ.

Итак, на Боспоре на протяжении I в. до н.э. I в. н.э. несомненной популярностью пользовались изображения всадников, очевидно связанные с культом. Закономерен вопрос относительно истоков этого культа. На первый взгляд казалось бы возможным связывать его распространение в городах Боспора с инфильтрацией в этот период в состав городского населения сарматского элемента.

Однако изображения всадников изготавливались боспорскими коропластами еще в первой половине III в. до н.э. Несколько относящихся к этому времени статуэток, главным образом в виде фрагментов, были найдены в Мирмекие при раскопках зольного алтаря (одна из этих статуэток воспроизведена на рис. 2). Хотя рассматриваемая статуэтка была изготовлена в затертой форме, все же нельзя не заметить, что она трактована в стиле античных терракот и, по-видимому, передает изображение всадника-эллина. При этом если занимавшие нас выше типы фигурок всадников можно с большой долей вероятности считать местными, боспорскими, то несомненное сходство анализируемой сейчас терракоты, вылепленной из боспорской глины, со статуэтками всадников, найденными при раскопках линдийского акрополя на Родосе или в Коринфе, не оставляет никаких сомнений в том, что тип мирмекийского всадника принадлежит к числу заимствованных.

Мирмекийский алтарь, по нашим представлениям, был связан с почитанием женского божества, коррелята Великой богини — матери всего сущего, древний, уходящий, очевидно, своими корнями в киммерийскую эпоху, культ которой пользовался, наряду с культом конного бога, особым почитанием у синдо-меотских племен.

Как известно, наиболее ранними памятниками с изображением конного бога, являются изделия торевтики конца IV—начала III в. до н.э.: серебряный ритон из кургана Карагодеуашх и золотая пластина из Мерджан. Обратившись к этим изображениям, нетрудно установить, что в тот период бог-всадник не имел устоявшегося культового облика. В этом отношении особенно показателен первый из названных памятников, на котором конный бог представлен в канонической схеме, сохранившейся в произведениях изобразительного и прикладного искусства на территории Персии вплоть до первых веков нашей эры. Эта же схема была воспринята для иконографии так называемого придунайского всадника. Отсутствие устойчивой иконографии синдо-меотского конного бога тем самым открывало широкие возможности для идентификации с ним различных изображений всадников. Именно с культом местного конного бога следует, на наш взгляд, связать изображения всадников из мирмекийского зольного алтаря. Очевидно, этому же культу обязаны своим появлением терракоты в виде всадника-охотника и всадника на спокойно стоящем коне, рассматривавшиеся нами.

Переселение в города Боспора, начиная с эпохи Археанактидов, выходцев из местных племен, неизбежно влекло за собой распространение среди городского населения свойственных им идеологических представлений, верований, культов. Среди последних, несомненно, главное место занимал культ Великого женского божества, чтившегося в форме различных культов, и культ конного бога. Можно предполагать, что в этом процессе были периоды вспышек, когда эти культы приобретали особую популярность, и периоды затухания, характеризовавшиеся временным отходом последних на второй план. Надо думать, что появление памятников с изображением занимающего нас конного бога соответствовало периодам особого значения его культа.

Самая ранняя, улавливаемая по археологическим материалам вспышка популярности культа конного бога, как и культа Великой богини, приходится на конец IV—начало III в. до н.э. В данной связи можно полагать, что общий кризис эллинской идеологии, имевший место в период раннего эллинизма и, несомненно, коснувшийся боспорских городов, привел к ослаблению культов эллинских божеств официальвого боспорского пантеона и открыл дорогу для расцвета культов местных божеств — Великой богини и конного бога, которые к тому времени уже занимали в религиозных представлениях жителей боспорских городов прочное место.

Появление на монетах Рескупорида II изображения всадника, ставшее каноническим для оборотной стороны монет последующих боспорских царей II—III вв. н.э., позволяет заключить, что в начале нашей эры культ конного божества стал одним из главенствующих. По-видимому, его популярность привела к тому, что этот культ получил официальное признание и был той основой, на которой получил развитие на Боспоре культ бога всевышнего.

Терракотовые статуэтки всадника на коне с поднятой правой ногой (рис. 3), обладающие явным сходством со статуей, фигурирующей на упомянутых монетах Рескупорида II, позволяют высказать предположение, что культ конного бога получил на Боспоре официальное признание еще в I в. до н.э.

Литература:
В. И. Пругло. Терракотовые статуэтки всадников на Боспоре// История и культура античного мира,- М.: "Наука", 1977 - c. 177-183