Вечер

Между девятью и десятью часами вечера 8 мая миллионы трассирующих пуль фейерверком взлетают в небо над гигантской линией фронта - от Балтики до Австрийских Альп.

В берлинском пригороде Карлхорст еще только готовится зал для подписания капитуляции, а солдаты уже салютуют Победе.

Окончилась война, и первая мирная ночь зажигает над Европой свои звезды.

Но для войск 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов еще не все кончено. Еще идут бои с группой Шернера. Еще не освобождена Прага. Она призывает на помощь, и советские танки, не остывшие после берлинской битвы, сворачивают на юг, устремляясь в свой знаменитый рейд через чешские Татры.

Сворачивают на Прагу и войска нашего фронта. Мы же остаемся в Дрездене: таков приказ командования.

В штабе армии генерал Сухарев выслушивает нас, прикрыв глаза, потирая ладонями желто-смуглую бритую наголо голову. Как и мы, он взволнован только что отгремевшим салютом.

Выслушав до конца, он поднимается и, заложив руки за спину, останавливается, задумавшись, у окна. Видно, как где-то далеко беззвучно взлетают вверх запоздалые стайки трассирующих пуль - красные и зеленые - в синеющем вечернем небе. Вслед доносятся дальние автоматные очереди.

- Не приходилось вам в сорок первом через Ясную Поляну проходить? - неожиданно спрашивает генерал. - А я вот проходил, когда освобождали. До сих пор забыть не могу: ведь библиотеку-то сожгли, дом весь изгадили, на стенах надписи немецкие, в кабинете солома казарменная!.. А помнится мне, приходилось и до войны бывать, - там, над столом у Льва Николаевича, где он "Хаджи-Мурата" и "После бала" писал, репродукции висели. Не с этой ли самой "Сикстинской мадонны", которая тут, в Дрездене, была? С нее ведь?

Помолчав, он тихо прибавляет:

- Вот и об этом тоже надо не забывать. Ну да что тут объяснять: сами, надеюсь, понимаете...

И, вернувшись к столу, все так же тихо, отмеряя каждое слово, заканчивает:

- Помните, если что случится, человечество вам не простит...

Возвращаемся в батальон около полуночи. Повар Гриценюк кормит нас ужином. Собственно, для меня это и обед и заодно завтрак. Только теперь вспоминаю, что ничего не ел весь день.

Гриценюк, подмигнув, извлекает откуда-то бутылочку, и мы выпиваем за Победу и за успешные поиски.

Начинать решено со значка "Т", это самая ближняя точка.

Комбат отдает последние приказания и отправляется спать. Я тоже иду в свою комнату.

Наш батальон расположился на территории дрезденской богадельни - дома для престарелых. Этот несколько необычный выбор объясняется тем, что богаделенские постройки каким-то чудом уцелели.

Мы заняли пустующие одноэтажные флигели, стоящие в густом парке. Здесь, вероятно, жили служащие богадельни.

Я долго ворочаюсь на скрипучей кровати, курю, гляжу в темное окно. Душно. Почему-то не спится. В тишине из парка доносятся какие-то невнятные звуки - не то плач, не то музыка.

Поворочавшись вдоволь, нащупываю в темноте гимнастерку, влезаю в сапоги, выхожу.

Удивительно теплая ночь. Ни ветерка. Мерцающие звезды над темной, будто ножом вырезанной листвой. В глубине парка что-то белеет. Это поварская куртка Гриценюка. Прислонившись к дереву, он наигрывает на немецкой губной гармонике.

Из этого нехитрого инструмента он каким-то образом умудряется извлекать задушевнейшие мелодии - к удовольствию сидящего тут же лейтенанта Горбика.

Усаживаюсь рядом. Горбик негромко мурлычет:

 Iхав козак на Biйнo оньку, 
 Прощай, сказав, дiвчино-онько, 
 Прощай, дiвчино, чорнобрiвонько, 
 Iду в чужу-у сторононьку.

Он до самозабвения любит украинские песни и готов слушать их без конца. Но вскоре Гриценюк отправляется спать, и мы остаемся вдвоем. Горбик вздыхает и, помолчав, говорит:

- Думал ты когда-нибудь вот так войну заканчивать? - И, не дожидаясь ответа, продолжает: - Завидую я тебе, ей-богу завидую! Мне вон с утра опять с фрицевскими артвыстрелами возиться, не угодно ли...

Подняв голову, он заглядывает мне в лицо широко раскрытыми восторженными глазами.

- Нет, ты понимаешь, какое это великое дело? Ты понимаешь?..

Посетовав на комбата (оказывается, он тоже назавтра просился с нами в разведку, а комбат, изволите видеть, посылает на вывозку немецких снарядов), Горбик уходит. Я же еще долго сижу, перебирая в памяти удивительные события минувшего дня и думая о том, что принесет нам завтрашний.