Веезенштейн

Если выехать из Дрездена в юго-восточном направлении в сторону Нидерзейдлица и, не доезжая до Пирны, свернуть по узкой, тянущейся в гору дороге направо, то через часок между зеленью старых вязов можно увидеть мрачные серые стены с узкими щелями бойниц и коническую черепичную крышу башни одиноко стоящего замка Веезенштейн.

Сюда привела нас "немая карта" солнечным утром 10 мая. Было жарко и тихо, так тихо, будто шум войны никогда и не долетал до этих стен. В тишине тяжко скрипнули окованные железом ворота. Угрюмый полуслепой ключарь встретил нас в пустынном дворе, вымощенном истертыми каменными плитами. Притворяясь глухим, он пожимал плечами в ответ на все наши расспросы и улыбался беззубой улыбкой юродивого. А может быть, он действительно был глух или вовсе одичал в этом каменном склепе, где впору было жить привидениям, но не людям.

Звеня ключами, он отпирал одну за другой тяжелые, скрипучие двери. Повсюду было пусто. Слабый могильный свет скупо сочился сквозь узкие окна, прорезанные в метровой толще стен, и наши шаги отдавались гулким отзвуком под аспидно-серыми крестовыми сводами, будто затканными паутиной. Пыльные, ржавые воины стояли вдоль длинной сумрачной галереи, держа секиры и копья в коленчатых железных руках, а в дальнем конце, в торцовой стене, темнела низенькая дверь.

Толкнув ее, мы очутились в небольшой - в одно окно - каморке, и сразу же запах табачного дыма, слабый запах чужой сигареты, остановил нас.

- Та-ак... - настороженно протянул Кузнецов.

Ключарь стоял бледный, безвольно свесив длинные руки, улыбаясь своей беззубой улыбкой. Голова его на тонкой, поросшей грязно-седым пухом шее еле заметно тряслась.

Кузнецов, шагнув к столику, стоявшему в каморке рядом с примятой, застланной солдатским одеялом койкой, молча взял пепельницу, заглянул в нее и показал горку свежих окурков. И в этот момент частые гудки машины врезались в тишину: сигналил Захаров.

Выглянув в окно, мы увидели, как старшина Черныш, остававшийся с группой бойцов внизу, за воротами, ведет по двору какого-то человека.

Через десять минут он стоял перед нами - седой, розоволицый, в светлом пыльнике и грубых, до блеска начищенных башмаках.

Серые холодные, как льдинки, прощупывающие глаза под густыми бровями и вежливейшая, отдельно живущая улыбка.

...Как он очутился в Веезенштейне? Да так, причуды войны... Что делал здесь? Хм, наслаждался уединением... (Улыбка все еще держится.) Почему так поспешно пытался покинуть замок? О, захотелось проветриться... Разве это воспрещено?

Старшина Черныш молча кладет на стол перепоясанный ремнями тяжелый коричневой кожи портфель.

- С вашего позволения...

Серые глаза мутнеют. Куда-то исчезает улыбка. В портфеле две смены белья, бритва-самобрейка в элегантном кожаном футляре, офицерский компас, электрический фонарик "лягушка", шесть запасных обойм с патронами.

- Пистолет?

Он медлит секунду и, вынув из кармана руку, кладет на стол вороненый "вальтер". Затем появляется записная книжечка-календарь. Невозмутимо ровные строчки записей:

...2 мая. 025 К. М. Остаюсь. Помощь: Аугустус, Унгер, Хидеке Связь: Франке, Гертнер.

6 мая. Аугустус: говорят, рейхслейтер Борман сделал себе пластическую операцию. Кажется, самое страстное желание многих - немедленно сменить лицо. Однако это вовсе не так просто...

Да, это вовсе не так просто. Но он все же пытается тут же, на наших глазах. Натягивает свою резиновую улыбку:

- Могу быть чем-либо полезен?

Спина слегка изогнулась. Воплощенная услужливость. Искреннейшее желание помочь. У ключаря от изумления перестает трястись голова, застывают глаза и приоткрывается рот.

Кладу на стол "немую карту".

- Вам это знакомо?

Короткая пауза. Быстрый оценивающий взгляд.

- М-мм... Частично.

- Точнее?

Еще пауза. И затем торопливое:

- Мне был поручен всего лишь один сектор. План в целом никому не был знаком. Разумеется, за исключением Мучмана... Ну, и еще двух-трех высших чиновников...

- Что же, собственно, вам было поручено?

- М-мм... Наблюдение и... - Улыбка исчезает. Тяжкий вздох. - Ах, безумие, безумие... Позволите закурить?

Вздрагивающие пальцы достают сигарету. Щелчок зажигалки.

Часто затягиваясь и аккуратно стряхивая пепел в пепельницу, он с омерзительной готовностью отвечает на вопросы:

- ...Что означала "операция "М"?.. О, здесь имелось в виду прежде всего секретное рассредоточение культурных ценностей... Конечная цель операции? Мм-м... Как бы вам сказать... Все зависело от военных аспектов. Поскольку существовала надежда на новое оружие, которое было обещано фюрером... - Он замолкает, будто споткнувшись, и, побледнев, поправляется: - ...О котором, как известно, говорил Гитлер, то существовала и надежда приостановить, а может быть, и повернуть ход событий...

Секунду-другую помолчав, он продолжает:

- Но поскольку эта надежда не сбылась, то...

- ...оставалось "хлопнуть дверью с треском", не так ли?

- Таков был план рейхсминистра.

- Ну, а ваше отношение к этому плану?

Он тщательно гасит окурок, вздыхает:

- В конце концов, я не больше чем исполнитель. Солдат...

Через несколько минут он идет с нами, стуча подкованными ботинками, по сумрачному лабиринту сводчатых зал, галерей, коридоров и переходов. Ключарь плетется сзади, бормоча что-то невнятное.

Наконец останавливаемся. Сдвигаем в сторону тяжелый шкаф мореного дуба, увенчанный резным гербом Саксонии с двумя мечами. За шкафом дверь. Звякание ключа. И снова улыбка:

- Позволю надеяться, что мое скромное содействие будет принято во внимание...

- У, м-майская роза!.. - цедит сквозь зубы Кузнецов, верно оценивший смысл этой сцены.

Мы в угловой круглой башне. Деревянная лестница уходит вверх, в темноту. Поднимаемся по скрипящим, потрескивающим ступеням. Черный квадрат чердачного люка встречает нас накаленным, жарким дыханием. Тонкий солнечный луч, пробившийся где-то сквозь щелочку в черепице, наполнен пляшущими пылинками. Он пересекает наискосок весь чердак и упирается в лепную раму картины...