Сдержанность форм

В кокшеньгском народном искусстве при всей его каждодневности, общедоступности никогда до конца не раскрывается его смысловое содержание. Каждое поколение передавало следующему малоразгаданную и полуосознанную тайну смысловой традиции. Художник перенимал и интерпретировал образец, не развенчивая, но оберегая старинный замысел. Так до сих пор кладут на кровли деревянных коней, хотя никто уже не может объяснить их скрытого смысла.

Кокшеньга - одно из немногих мест, где доныне удержалась сдержанная целомудренность художественного языка, избегающая броской крикливости, разудалой хлесткости. Это проявляется, например, в преобладании пластики над цветом, массы над линией. Тарногские постройки и вещи преимущественно скульптурны. В этом смысле исключением может служить дом А. М. Бусырева в деревне Конюшенская. Построенный в 1960 году, он весь, как игрушечный теремок, сверкает масляной краской - желтой, красной, голубой. Конек на щипце кровли блестит как серебряный: его окрасили алюминиевым порошком. Обычно даже новые постройки украшаются с большим тактом и чувством меры.

В каждом предмете местного народного творчества заложено, выражено два различных начала. Одно - сопротивление разрушительным силам материала, времени, погоды, тяжелого труда и т. д. Чтобы преодолеть их, приходится наращивать запас материала, укрупнять и делать форму лапидарной, неизносимо прочной. "Кому приходилось подолгу живать на севере, тот знает, как нелегка там жизнь. Когда после долгой и жестокой зимы приходит лето, и без того короткое, но еще больше сокращаемое необычайно затяжным вешним половодьем, то необходимо напрягать все силы, чтобы справиться с работами до новой стужи. И слово "страда", которым народ окрестил пору летних работ, нигде не приобретает такого буквального смысла, как именно на севере, где короткое лето - действительно "страдная пора". Эта суровая школа жизни отразилась на искусстве и привела к созданию произведений, прямо поражающих своей классической простотой и захватывающих выразительностью и правдой" ²⁸.

²⁸ (История русского искусства под ред. И. Э. Грабарят. I, М., 1909, стр. 342.)

И вместе с тем эта скупая, монотонная форма обнаруживает внутреннюю щедрость, вложенную в нее мастером, одаряет скрытой праздничностью переживания мира. Совершается чудо преображения утилитарной вещи, например, прялки, в радостное событие, в торжественный обряд, в песню, сказку, в златоверхие хоромы. С точки зрения прямой функции - прялка-корневуха нецелесообразна. Широкая лопастка, узоры и выемки практически бесполезны. Они оправданы только эстетически, только тем, что вносят в труд пряхи радость, задор, праздник.

Дом А.М.Бусырева. Деревня Конюшенская

Когда бродишь по летним перелескам Тарноги, не исчезает это ощущение приподнятости красочного зрелища. После долгих месяцев холода и мрака обилие горячего солнца, прогретые реки, буйные заросли цветов и ягод действительно кажутся праздником земли, торжеством ее плодородных сил, торжеством тем более разительным, что наступало оно трудно и долго. Совершается это в разгар белых ночей, в конце июня или даже в начале июля. К вечеру становится все светлее. Оконца, отражая зарю, сверкают всю ночь, и в голубоватой мгле далеко блестят озера и болотные колдобины. Небо поднимается выше и в нем возникают мельчайшие, не имеющие очертаний, серебристые хлопья, которые тоже волнуются, как клочья тумана. Туманы плывут из низин белыми китами, заволакивая кусты, присасываясь к банькам, и вот уже, словно подрезанные, всплывают над землей темные туши. И тогда воцаряется лунная тишь и гравюрная обобщенность планов. Сквозь всхлипывания ночных птиц еле слышно проступает монотонный, прерывистый рокот глухо журчащих колокольчиков-"боркунов", в виде железных шариков с заключенным внутри камушком. Такие боркуны подвешивают гирляндой или поодиночке на шею коням, чтоб не затерялись в ночи.

Река Кокшеньга у деревни Игумновской

А утро распахивается нам навстречу ослепительным пляжем, окаймленным широкими листьями, исчерченным птичьими лапками, но без единого следа человека. В знойный день слышно, как буйно растут гигантские заросли зонтиков и лопухов под речным откосом, как с тихим шепотом в высокой синеве вскипает прохладная осина, как мелкие трясогузки исполняют свой танец у кромки воды. В такие дни разноцветный ковер из мхов, наколотый поверх песчаных дюн, становится хрустящим и ломким, а можжевельник одним своим видом вызывает мысль о рыжем, неукротимом пламени. Пересохшие маслята шуршат под ногой. На ольховых просеках, где во влажной тени вызревает сочная земляника, застыл ее тяжелый, медовый запах.

Даже дожди в эту пору не по-северному шумны и теплы, слепят грозами и радугами, моментально испаряются на сыпучих, как зола, дорожках. На глазах меняется река. Вначале вспухает серебристыми кругами, затем мутнеет, течение убыстряется, наконец, появляются на быстрине плывущие бревна, корзины и охапки сена. С глухим шумом обрушивается глыба подмытого берега, и сразу в глубине вскипает желтопенный водоворот. И все чернее становятся заборы и избы и все ярче сияют белые рамки окон.

К концу июля вырастает повсюду призрачная архитектура стогов. Чем более влажным бывает лето, тем выше и тоньше оказываются эти стенки и конусы. И чем меньше некошеных трав остается в лугах, тем изобильнее и плотнее сплетается полог, обрамляющий опушки и обочины дорог. Белая ромашка и желтая пижма, разные виды колокольчиков, Иван-чая, розового шиповника - все это срастается в один сплошной вал, цветочную баррикаду, которая скрывает вас почти с головой.

Дороги Тарноги не только ведут к прекрасным людям и прекрасным памятникам, но сами по себе могут быть названы прекрасными произведениями ландшафтного искусства. Конечно, их никто специально не прокладывал и едва ли заботились, протаривая тропу через "исаду", чтобы дорожка бежала красиво, а между тем в изгибах, рельефе, в чередовании разветвлений есть тонкая согласованность с ритмом пейзажа.

В этих дорожках есть внутренняя мелодия, переходы музыкально-зрительной темы. Тропа уводит вдаль, не дает останавливаться на полпути. Она ныряет в низину, бежит к ручью, где толпятся в вечерних лучах полосатые стога. И вновь выводит вверх, к подножию деревни, и далее, волнами, не переставая, идут навстречу безупречно изящные холмы.

Мы протаптываем дорожку так, как считаем быстрее для себя, но она получается не только самой экономной, но самой красивой по начертанию, настолько хорошо врисованной в поле, что ни один рисовальщик не смог бы ее туда вкомпоновать с такой точностью, как пешеход. Народное искусство - пешие дорожки, и тем они прекрасны. Стоит их взмостить или проложить регулярно - вся прелесть их исчезает.

Но как быть с народным творчеством сейчас, когда дорожку надо вначале запроектировать и представить на плане? Сохранит ли оно что-то живое? Здесь, у Тарноги общие судьбы с другими районами. Народное искусство еще будет жить и развиваться, если сумеет избежать отупляющего оцепенения штампованных, безличных трафаретов. Будем надеяться, с этим краем подобного не произойдет. У Тарноги есть еще не оборванные традиции. Тарногским мастерам присуще сильное и живое чувство материала. По сравнению с деревом в других районах, где оно выступает чаще всего в тщедушном виде выпиловок, здесь, в Тарноге, оно еще скульптурно, тяжеловесно, сохраняет серьезность топорного ремесла. Как тщедушны и слабы все эти полочки, шкатулочки, рамочки и домики из соломки по сравнению с действительно могучим творчеством. Какое яркое и живое искусство еще живет, несмотря на соломенные ящички! Ворот паромной переправы, свеже срубленный на желтом берегу Кокшеньги, сияет нетленной красотой. Он классичен. Это, наверное, и есть традиция: глубоко укоренившееся трудовое понимание ценности форм. Край царских плотников! Здесь мы непрестанно среди изделий плотничьего ремесла, удим ли мы рыбу с плота, поим ли коня из желоба, где вздрагивает глаз родника, вдыхаем ли мы запах мокрого пола бани, ошпаренного ковшом кипятка. И горечь можжевеловых костров, и скрипучие изгороди лесных дорог, и эти скамейки и табуреты, и эти рубленые весы - все нам напоминает о тарногском дереве, прекрасном и в лесу и в постройке.

Современное деревянное зодчество не обнаруживает, по крайней мере в тарногских землях, признаков упадка. Напротив, оно заметно обогащается, средства его становятся, если можно так сказать, сложнее и многообразнее...