Некоторые вопросы русской художественной жизни середины XVIII в.

(Положение русских художников, состоящих на государственной службе)

Тема настоящего очерка — положение русских художников, состоящих на государственной службе в середине XVIII в. Хронологические рамки темы: конец 1720-х — 1750-е годы, в отдельных случаях рассматриваются явления 1760-х годов. Это период «послепетровский» и «доакадемический». Новые установления начала XVIII в. уже стали нормой, и на смену им еще не пришли те изменения в художественной жизни, начало которым было положено основанием Академии художеств.

Специальных работ о положении художников в России почти нет. В 1920-е годы этой проблемой занималась сотрудница Исторического музея А. П. Мюллер. Она провела большую исследовательскую работу (в частности, полностью просмотрела «Санкт-Петербургские ведомости» за XVIII в.), результат которой частично опубликован в книге «Быт иностранных художников в России» (А.П.Мюллер. Быт иностранных художников в Рфесии. Л., 1927; вна же. Иностранные живописцы и скульпторы в России. М., 1925. Немало интересных для нашей темы сведений содержит труд А. И. Успенского «Словарь художников, в XVIII веке писавших в императорских дворцах». М., 1913. Многие из этих сведений использованы и дополнены новыми фактами (хотя в ряде случаев неточными или ошибочными) в «Материалах к словарю русских художников первой половины XVIII века» в книге Н. М. Молевой и Э. М. Белютина «Живописных дел мастера». М., 1965, стр. 185—248 (далее— «Материалы к словарю русских художников»)).

Историческая литература дает немного по нашей теме. В центре ее внимания — положение рабочих мануфактур — крепостных и наемных крестьян. Наиболее близкий круг вопросов затронут в трудах ленинградского историка Л. Н. Семеновой, в 1967 г. защитившей диссертацию на тему: «Мастеровые и работные люди Петербурга в первой половине XVIII века» и опубликовавшей ряд статей по этой теме (Л.Н.Семенова. Мастеровые и работные люди Петербурга в первой половине XVIII века. (Автореферат диссертации на соиекание ученой степени кандидата исторических наук). Л., 1967; ена же. Правительство и рабочий люд Петербурга в первой половине XVIII века.— «Внутренняя политика царизма». Л., 1967; вна же. Рабочие Петербургских заводов артиллерийского ведомства в первой половине XVIII в.т. «Исследования по истории феодально-крепостнической России». М.— Л., 1964.). Поднятые ею вопросы положения мастеровых в равной мере относятся к самому широкому кругу ремесленников, в том числе художников в нашем понимании этого слова.

Для первой половины XVIII столетия художник — это тот, кто занимается художеством. Художество же понятие более широкое, чем искусство, оно включает в себя в этот период и искусство, и ремесло. Лишь в 1764 г. утверждение Академии «Трех знатнейших художеств» (именно утверждение 1764 г., а не основание 1757г.) выделило из общего числа живопись, скульптуру и архитектуру.

Русские художники первой половины XVIII в. делились на две группы— состоящих на государственной службе или, как их называли, «казенных», и «вольных», на службе не состоящих. Нужно заметить, что это обстоятельство стало очевидным лишь в самые последние годы. В пятом томе «Истории русского искусства» (1960) утверждается со всей определенностью: «Все художники (первой половины XVIII в.— М. А.) были государственными служащими, прикрепленными к государственным учреждениям» (Н.Н.Квваленская. Живопись первой половины XVIII века.— «История русского искусства», т. V. М., 1960, стр. 291.). По отношению к нам — исследователям русского искусства XVIII в.— две группы художников находятся в неравном положении. Деятельность первых отражена, правда, не всегда достаточно полно, в архивах учреждений, в которых они работали. Сведения о вторых — вольных — случайны, они попадают в архивы лишь тогда, когда эти мастера соприкасаются с государственным аппаратом или с тем или иным учреждением. Следует отметить, что последнюю группу составляли не только русские и иностранные мастера, работавшие в своих мастерских по частным заказам. Туда же нужно включить довольно многочисленных художников, трудившихся в домах частных лиц. Совсем казалось бы не «вольные», а зависимые, и даже крепостные мастера не были связаны с государственными учреждениями и подчинялись тем же нормам, что и собственно вольные художники.

Существовал ли третий путь для русских художников? Работа по договорам на срок была возможна в первой половине века лишь для художников иностранцев. Другим широко распространенным в Западной Европе путем могла стать самостоятельная организация художников, их производственное объединение — цех. Хотя о цехах в России существует довольно обширная литература, цехами русских художников по-настоящему серьезно не занимались. По предварительным наблюдениям можно сказать, что в жизни русских живописцев первой половины XVIII в. цех не играл существенной роли (С 1722 р. (момента официальной организации цехов) существовал цех иконописцев, распавшийся как будто в 1734 г. Многие художники в Москве состояли в купеческих гильдиях.).

Практически оставалось лишь две возможности: поступить на государственную службу или быть вольным мастером.

Остановимся подробнее на первом пути,— назовем прежде всего те учреждения, где работали художники. Во второй четверти XVIII в. большинство мастеров состояло на службе в Канцелярии от строений и Гофинтендантской конторе (живописцы, архитекторы и художники других специальностей), а также в Академии художеств при Академии наук (в основном граверы и рисовальщики, в меньшем числе скульпторы и живописцы). Кроме этих основных организаций, художники числились в штатах: Синода (И. П. Зарудный, А. П. Антропов), Герольдмейстерской конторы (до 1743 г. мастер Чернавский, с 1743 г. мастер Яков Юрьев [Петрулев], Мануфактур конторы (финифтяной мастер Григорий Муссикийский), Конюшенной канцелярии (1748 г.— мастер Федор Калугин), Берг коллегии, Вотчинной канцелярии, Мануфактур: порцелинной, шпалерной, монетной. Состояли также в штате военных учреждений и ведомств: Управления артиллерии и фортификации, Морской академии, Кадетского корпуса (1732— 1748 гг.—мастер Венцель), с 1747 г. подмастерье И. Таннауер, до 1743 г. Яков Юрьев (Петрулев), Инженерного корпуса (1748 г.— Моисей Берк-хан, 1748—1755 гг.— Федор Задубский), Сухопутного госпиталя (1748 г.— Андрей Грубе), полков: Преображенского (1748—1753 гг.— Дмитрий Сальников и Иван Шишмарев), Измайловского и Семеновского (Сведения о «разных кеманд живаписцах» за 1748 г. взяты из дел Герольдмейстерской конторы (ЦГАДА, ф. 286, еп. 2, д. 3, л. 25).).

Этот длинный, но далеко не полный перечень говорит о разном масштабе деятельности художников. Однако во всех разнообразных учреждениях для художников было три должности: мастер, подмастерье и ученик.

Каждый вступающий на службу независимо от того, был ли это восьми — десятилетний ученик или сложившийся художник, принимал присягу и с этого момента становился государственным служащим. По законам петровского времени его положение было подобно военной службе: на руках не было никакого документа, паспорт выдавался при увольнении или в случае отъезда на длительный срок. Уйти со службы или изменить место работы по своему желанию художник не мог. Единственной мотивировкой для увольнения было состояние здоровья.

Так, например, Матвей Мусикийский, сын известного миниатюриста Григория Мусикийского, поступил в Академию наук учеником к граверу А. X. Вортману в 1730 г. Через два года, в июле 1732 г., он решил уйти из Академии, однако прошение должен был мотивировать состоянием здоровья: он «просит уволить его в дом отца по болезни ног»(ААН СССР, ф. 3, еп. 1, д. 10, л. 145.). Вскоре (с 1734 г.) он уже преподает рисунок в Кадетском корпусе. В течение 10 лет Мусикийский работает спокойно, но в 1744 г. его переводят в Герольдмейстер-скую контору для рисования гербов Лейбкомпании. Эта работа, видимо, не по душе художнику, и в 1747 г. он подает прошение об увольнении, ссылаясь на «глазную болезнь». В делах Герольдмейстерской конторы мы находим заключение медицинской Комиссии(ЦГАДА, ф. 286, еп. 2, д. 3, л.57.) — тридцатичетырехлетний художник уволен и получил возможность распоряжаться своей судьбой. Как известно, в дальнейшем он преподавал рисунок в Ревельской гарнизонной школе («Материалы к словарю русских художников», стр. 220.). Относительной легкостью освобождения от службы Мусикийский обязан прежде всего своему отцу — достаточно видному художнику, а также тому, что образование получил в основном самостоятельно у отца, а не на службе в учреждении.

Невозможность переменить место работы оборачивалась творческой трагедией. Известна история скульптора Михаила Павловича Павлова.

Пенсионер Академии наук в Париже (для середины XVIII в.— редкость) — скульптор по возвращении из заграничной командировки не мог найти применения своему искусству при Академии наук. «Я признавал себя быть при Академии за не весьма надобным, ...за неимением по своей должности хороших дел... чего ради истребовал неоднократно от Академии увольнения, но оного не получил, остался без всякого авантажа, который по моему художеству в прочих командах получить надеялся» (ЛО ААН CССP, ф. 3, оп. 1, д. 322, л. 105. Опубликовано в кн.: Е. Н. Суслева. Михаил Павлович Павлов — скульптор XVIII века. М.— Л., 1957, стр. 95.). Не добившись увольнения, скульптор вынужден был переменить специальность, заняться «практической архитектурой», т. е. попросту надзирать за состоянием зданий Академии.

Приведенные примеры с благополучным и с печальным концом показывают, что как бы ни обернулось дело на практике, законоположение таково: поступив раз на службу, художник обязан работать в данном месте, пока его не уволят по старости или за негодностью.

Учреждение сохраняло права на художника и в том случае, если он официально был переведен на другое место работы, в другую «команду». Так, при организации Академии художеств на рубеже 1750—1760-х годов Академия наук передавала в новое учреждение ряд художников, в том числе ученика М. И. Махаева Степана Панина — гравера карт и надписей. В 1763 г. в Ландкартной палате Академии наук обнаружился недостаток мастеров и канцелярия Академии настойчиво требует Панина обратно. Требование не имело успеха, но основывалось на существующем в то время правовом институте (ЛО ААН СССP, ф. 3, оп. 1, д. 260, л. 308—322.).

В связи с этим интересна история ученика Л. Каравакка Ивана Милюкова. Как известно, Милюков с 1723 г. был учеником Канцелярии от строений, в 1750-х годах работал в Герольдмейстерской конторе («Материалы к словарю русских художников», стр. 218.). Документы Герольдмейстерской конторы раскрывают подробности его биографии и перехода от одного учреждения в другое. Из них мы узнаем, что в 1723 г. в возрасте 12 лет Милюков явился в Герольдмейстерскую контору и был затребован в Канцелярию от строений с просьбой «отпустить на время чтоб доучился, а как выучится прислать по-прежнему». И Герольдмейстерская контора отпустила художника «для окончания начального им живописного мастерства» (ЦГАДА, ф. 286, ш. 2, д. 3, л. 579.)(из текста неясно, какое именно и где начатое обучение художник должен был продолжать).

Прошло двадцать пять лет. Все это время Милюков был учеником Л. Каравакка, служил в Канцелярии от строений. И вот в 1747 г. Матвей Му-сикийский, увольняясь от Герольдмейстерской конторы, назвал И. Милюкова заместителем на свое место. Несмотря на прошедший срок Герольдмейстерская контора обращается в Канцелярию от строений, ссылаясь на свое право на художника, основанное на событиях двадцатипятилетней давности.

На свет всплывает характеристика Милюкова, данная Л. Каравак-ком в 1744 г. Каравакк представлял: «Оный Милюков живописной науке был искусен», но «нерачением своим ту науку отложил и от работ отгуливает», его, Каравакка, не слушает, «а работать может, токмо ленится и везде ходит гуляет». В Зимнем дворце Милюков просил милостыню, был взят в полицию, а оттуда отправлен на Кузнечный двор кузнецом (Там же. Характеристика упомянута в документе, опубликованном А. И. Успенским («Словарь художников, в XVIII веке писавших в императореких дворцах», стр. 1213).). Мастера с такой характеристикой Канцелярия от строений сочла весьма удобным передать в Герольдмейстерскую контору. Существующий закон был использован, чтобы избавиться от неугодного художника.

По тогдашнему законодательству право учреждения распоряжаться служащими распространялось и на их мужское потомство. Об этом говорит, например, такое распоряжение 1759 г.: «академическим всем мастеровым людям объявить с подписками, чтоб они детей своих мужеска пола без дозволения академической канцелярии в другую команду в службу не отдавали»(ЛО ААН СССР, ф. 3, еп. 1, а. 529, л. 183.). В 1760 г. ученика Гравировальной палаты Академии наук Золотарева требуют в Инженерный корпус на основании того, что он «того корпуса конюха сын», на что Академия отвечает отказом, так как на его обучение «академического кошту употреблено немало» (Там же, д. 257, л. 251.).

Все приведенные факты показывают сугубую зависимость художника от учреждения, зависимость, носящую феодальный характер. Само название неслужащих художников вольными подчеркивает положение служащих.

Несмотря на это, большинство художников первой половины XVIII в. состояло и стремилось состоять на государственной службе. Вступая на службу, художник получал ряд преимуществ. Прежде всего — это регулярно выплачиваемое жалование. Материалы Канцелярии от строений и Академии наук показывают общий уровень оплаты труда. На протяжении второй трети XVIII столетия для художников-мастеров этот уровень несколько возрастает. Если в 1720—1730-е годы, как утверждает Н. Н. Коваленская (Н.Н.Кеваленская. Указ, соч., етр. 292.), русские мастера получали не более 400 рублей в год, в 1750-х годах средняя сумма жалования мастера была 500 рублей. В 1754 г. эту сумму платили в Канцелярии от строений живописцу И. Я. Вишнякову, в то же время жалование гравера И. А. Соколова в Академии наук составляло 450 рублей. В 1760-е годы А. П. Антропов, поступая на службу в Синод, ссылается на ставки художников Канцелярии от строений, и ему определяют среднюю сумму 600 рублей.

Художники-иностранцы, как широко известно, получали жалование значительно выше. Наиболее распространенная сумма жалования иностранного мастера — 1500 рублей в год. Такую сумму в 1730 г. выплачивали Л. Каравакку, в середине века — С. Торелли, Л. Лагрене, К. Преннеру, Ж. Деламоту и многим другим. Однако жалование зависело от индивидуальности зарубежного мастера. Были и такие иностранцы, труд которых оценивался подобно русским художникам. Так, гравер А. Вортман получал в Академии наук 500 рублей в год, живописец П. Пфанцельт в Канцелярии от строений — 600 рублей (в 1759 г.).

Некоторым художникам — большей частью именно иностранцам — полагалось кроме денежного жалования вознаграждение натурой — квартира, дрова, свечи.

Средняя сумма жалования подмастерья на протяжении 1720—1760-х годов — 120—150 рублей в год. 150 рублей получает в 1727 г. подмастерье Канцелярии от строений И. Я. Вишняков; 120 рублей — в 1730-е годы подмастерья в Академии наук И. А. Соколов и F. А. Качалов; 120 же рублей в 1755—1756 гг. выдается в Канцелярии от строений И. И. Вишнякову, в Академии наук — А. А. Грекову и Е. Г. Виноградову. Жалование учеников колеблется в зависимости от возраста и стажа. Мальчики, поступающие учиться, получают 6—8 рублей в год; если художник остается в должности ученика и по окончании обучения, его жалование постепенно повышается до 50—80, в редких случаях до 100 рублей.

Вторым немаловажным преимуществом для художника XVIII в., состоящего на службе, было награждение чинами или рангами (Документы XVIII в. не делают различия между понятиями «ранг» и «чин».). Как пишет скульптор М. П. Павлов, состоящие на службе «не только., по знанию и заслугам получают довольное жалованье, но и всемилостивейше награждены чинами и время от времени оными повышаются и тем самым к рачительнейшему произведению своих дел стремятся» (Е.Н.Суслева. Указ, соч., стр. 96.). В наиболее выгодном положении оказывались в этом смысле служащие Канцелярии от строений. Так, например, мастер И. Я. Вишняков в течение десятилетия быстро повышается в чинах, получив в 1741 г. ранг прапорщика, 1742—капитана, 1745 — ротмистра (коллежского ассесора) и, наконец, в 1752 р. подполковника (надворного советника)(Эти сведения, приведенные Успенским (Словарь художников в XVIII веке писавших в императорских дворцах, стр. 37, 40. 45) объединены в интереcном документе — ответе И. Я. Вишнякова на «анкету» Сената, во время переписи служащих в 1754 р. (ЦГАДА, ф. 248, д. 8122, ч. III, л. 930. Документ любезна указан G. М. Троицким).). Чинов удостаиваются, правда, не так быстро, как Вишняков, и другие художники в Канцелярии от строений; А. П. Антропов, Иван и Алексей Вельские и др. Мастера Академии наук в те же 1740—1750-е годы никаких чинов на имели. Вопрос об этом подымает в 1759 г. гравер F. А. Качалов; «А понеже в протчих командах как-то в адмиралтействе и в канцелярии от строений мастера имеют, по достоинству штаб и обер офицерские ранги... а при Рерольдмейстерской конторе у рисования гербов подмастерьи пожалованы порутчиками, а я нижайший служу вашему Императорскому Величеству двадцать восемь лет беспорочно и кроме звания (мастера.— М. А.) рангу никакого не имею», то прошу «в рассуждении того, что я нижайший из дворян о даче ранга по примеру другой команды»(ЛО ААН СССР, ф. 3, оп. 7, д. 29, л. 3.). Канцелярия Академии наук обращается в Сенат с просьбой наградить Михаила Махаева, Григория Качалова, Андрея Грекова (нигде не отмечая дворянское происхождение одного из них) «рангами порутчиков или по меньшей мере подпорутчиков в рассуждении долговременной их службы и приносимой народной пользы»(ЛО ААН СССР, ф. 3, еп. 1, д. 470, л. 157.). 28 октября 1759 г. Сенат дает положительный ответ на прошение. Художники (кроме Качалова, который внезапно умер за четыре дня до этого) награждены рангом порутчиков. В дальнейшем, в 1760-е и 1770-е годы каждое производство в чины в Академии наук было связано со специальным ходатайством.

Служба привлекала художников не только упомянутыми выше выгодами, но и тем, что была защитой от других государственных повинностей. Неслучайно, как известно, вольный живописец Мина Колокольников просил определить его в Синод «мастером хотя и без жалованья» (Т.Н.Кедрова. Новые материалы о живописце Мине Колокольникеве.— «Ежегодник Института истерии искусств». М., 1960, стр. 279.).

Как ни велика была зависимость художника от учреждения, он мог свободно распоряжаться своим нерабочим временем. Правда, этого времени оставалось не так уж много. Инструкция 1750 г. предписывала граверам Академии наук «приходить ежедневно поутру (кроме воскресных и праздничных дней в кои при работах быть не положено), пополуночи в шестом, а выходить пополудни в первом; потом паки приходить пополудни в третьем и быть неисходно по осьмой час» («Материалы для истории имп. Академии наук», т. 10. СПб., 1900, етр. 229.). Рабочий день мастеров Академии равнялся по этой инструкции 12 часам, в других «командах» он колебался от 11 до 13 , сокращаясь в зимние месяцы до 10—11 часов.

Характер внеслужебной деятельности рассмотрим на примере художника М. И. Махаева, сведения о котором можно почерпнуть не только из академических документов, но и из сохранившейся личной переписки (Филиал Государственного архива Ярославской области в г. Рыбинске, ф. 266 (Тишинин), и. 1—2. Опубликовано в отрывках в «Литературном наследстве», № 9/10. Л., 1933, «тр. 471—498.). В 1755 г. за рисунки — виды Царского села, исполненные для Академии наук «в праздничныя и свободный дни и часы от академических дел в доме своем», художник получает дополнительную плату (ЛО ААН СССР, ф. 3, оп. 7, д. 30, л. 28. Опубликовано в нашей статье «Документы о творчестве М. И. Махаева».— «Русское искусство XVIII—первой половины XIX века. Материалы и исследования». М., '1971, стр. 251.). Учреждение считает законным труд художника в нерабочее время.

Кроме того, художник исполняет заказы частных лиц. Его переписка с помещиком Н. И. Тишининым рисует его своего рода доверенным лицом по художественным делам. Он передает заказы помещика (архитектурные — В. И.Баженову, живописные — М. Л. Колокольникову), следит за их выполнением, приобретает произведения. Мастер сам исполняет для Тишинина рисунки-проспекты. Махаев работает также у Воронцова, выполняет заказы П. Б. Шереметева. Дом художника — это его вторая (кроме академической) мастерская. Здесь живут и учатся его частные ученики. Осваивая мастерство, ученики в то же время помогают учителю выполнять заказы. «У меня жестоко стало много в доме и все кажутся надобны»,— пишет Махаев (Рыбинский архив, ф. 266, д. 2, л. 354.).

Не случайно плодовитый гравер Антон Радиг берется бесплатно обучить гравированию ученика Академии художеств Семена Шугова — наградой за обучение послужит то, что все работы Шугова в течение двух лет будут принадлежать учителю («Русская академическая художественная школа в XVIII веке».— «Известия Государственной Академии истории материальной культуры»,вып. 123. М.—Л., 1934, стр. 176.). Частное ученичество — очень распространенная форма обучения. Ученики занимаются в домашних мастерских вне учреждений, как у художников, состоящих на службе (М. Махаев, А. Антропов), так и у неслужащих мастеров (А. Радиг, Колокольниковы). В последнем случае до нас доходят, большей частью, сведения о «казенных» учениках.

Работа в неслужебное время сближает казенных художников с вольными мастерами. Здесь между ними нет разницы, и эта деятельность так же мало доступна нашему изучению, поскольку почти никогда не оставляет документальных следов.

В свою очередь, вольные художники в известной мере зависят от государства. Они состоят на своеобразном учете и в случае надобности привлекаются вместе с мастерами, состоящими на службе, для выполнения общих официальных заказов. Обычно это связано с коронационными торжествами или церемонией царского погребения. Но кроме этих больших сборов достаточно и других случаев, когда обращались к вольным мастерам. Так, в 1745 г. Санкт-Петербургская полицмейстерская канцелярия получает приказ: переписать «в господских и протчих партикулярных домах» столяров, резчиков, маляров, как вольных, так и крепостных, принадлежащих хозяевам домов. Все переписанные мастера должны быть направлены в ведомство Кабинета (ЦГИА СССР, ф. 1329, оп. 2, прил. 2, д. 39, л. 7. Цит. по ст. Л. Н. Семеновой «Правительство и рабочий люд Петербурга в первой половине XVIII века».) В 1753 г., как известно, А. Перизинотти составляет список московских живописцев, в том числе вольных, для работы в Царском селе (ЦГИА СССР, ф. 487, оп. 12, д. 182, 1753 г., л. 6.). Таким образом, в некоторых случаях положение обеих групп художников сближается как в отношении их собственной художественной практики, так и в смысле отражения их деятельности в архивных источниках.

Организация Академии художеств и создание специальной художественной школы должны были отменить прежнее деление мастеров и образовать в конечном итоге новую категорию свободных художников. Однако произошло это далеко не сразу, а черты, свойственные художественной жизни первой половины XVIII в., были фоном деятельности Академии художеств на протяжении всего XVIII столетия.

A. Ф. Крашенинников