Введение

Для художественной культуры рубежа 19—20 вв. характерны, с одной стороны, не только глубокий кризис тех форм демократического реалистического искусства, которые сложились в капиталистическом обществе в течение 19 в., но и глубокий кризис принципов реализма и гуманизма в целом; с этого времени в пределах господствующей капиталистической культуры складываются художественные направления, открыто и последовательно враждебные реализму. С другой стороны, в эту Эпоху зарождается и утверждает себя реалистическое искусство нового типа — искусство социалистического реализма, первоначально сложившееся в первой стране социализма — в СССР. Борьба и переплетение двух путей развития мирового искусства и определяет в основном ход истории художественной культуры 20 в.

Двадцатый век — это век социалистических революций и общего кризиса капитализма. Основное всемирно-историческое содержание эпохи определяется тем, что она есть эпоха начала ликвидации всех форм эксплуатации человека человеком, есть эпоха, когда революционный пролетариат берет руководство обществом в свои руки. В 20 в. человечество осуществляет в огне и буре революций скачок из «царства необходимости в царство свободы».

На смену существовавшей тысячелетия художественной культуре классовых Эксплуататорских обществ приходит через период жестоких классовых боев, через период диктатуры пролетариата новая культура — культура бесклассового коммунистического общества. В этой культуре преодолеваются те условия, которые в стихийно-противоречиво развивающемся, основанном на классовом антагонизме обществе ограничивали всестороннее развитие эстетических возможностей, заложенных в искусстве. Художественная культура в связи с постепенным переходом человечества к коммунизму впервые получает возможность всестороннего и свободного удовлетворения эстетических потребностей народа, всего человечества в целом.

Данная книга посвящена характеристике судеб искусства в странах, не ставших еще на путь социализма, в странах, где прогрессивные тенденции в искусстве борются за утверждение своих идеалов в трудных условиях господства реакционной культуры империализма.

Чтобы понять общие судьбы развития искусства 20 в., необходимо кратко остановиться на характеристике империализма как последней, завершающей стадии в истории капитализма и его культуры. Противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения, непримиримый антагонизм классов достигают апогея. Производительные силы — могучая индустрия, техника — так выросли, что перерастают рамки капиталистических отношений.

Для империализма характерны тщетные попытки преодолеть стихийность конкуренции, найти плановые формы руководства социальной жизнью страны, ее экономикой и культурой, ртого настоятельно требует сам уровень развития производительных сил и духовной культуры общества. Однако в условиях сохранения капиталистических отношений подобные попытки оказываются безрезультатными, а в области культуры обычно приобретают реакционно-утопический характер.

Эпоха империализма есть эпоха загнивания капитализма, перехода империалистической буржуазии (пытающейся отсрочить свою исторически неизбежную гибель) и ее культуры на реакционные позиции. Именно империализм развязывает темные силы милитаризма, шовинизма. Невозможность сохранять господство капитала, опираясь на традиционные формы буржуазной демократии, создает условия для возникновения фашистских диктатур. Вместе с тем эпоха империализма есть эпоха роста организованности социалистического пролетариата, ведущего борьбу за демократические права народа, за социалистическое преобразование общества, есть эпоха подъема антиимпериалистического движения в колониях.

До 1917 г. империализм был временем абсолютного господства капитализма, временем вызревания первой мировой войны и кануна пролетарских социалистических революций. На этом первом этапе истории 20 в. борьба двух идеологий и двух культур, основным содержанием которых становится борьба между капиталистической и социалистической идеологией, протекает в рамках капиталистического общества. Для искусства характерен начавшийся кризис традиций реализма 19 в., появление первых признаков зарождения нового этапа в развитии реализма, связанного с социалистическими идеалами. Вместе с тем это время, когда господствующая капиталистическая культура переходит на последовательно антиреалистические, формалистические позиции.

Второй период охватывает собой время с 1917 по 1945—1948 гг. На развитие культуры в капиталистических странах не мог не оказать влияние тот факт, что в Советском Союзе складывается и крепнет новая, социалистическая культура, новое искусство — искусство социалистического реализма. С одной стороны, боязнь революции усугубляет реакционный характер буржуазной культуры, с другой стороны, рост коммунистического движения в развитых капиталистических странах, национально-освободительного движения в колониях, а также пример строительства социализма в Советском Союзе способствуют росту антиимпериалистических и социалистических тенденций в демократической культуре капиталистических стран. Именно в этот период подымается на более высокую ступень общественной сознательности творчество представителей реализма и гуманизма, начавших творить еще в начале 20 в.,— Ромена Роллана, Бернарда Шоу; в изобразительном искусстве — Мазереля, Кете Кольвиц. Выдвигаются и новые имена— Теодор Драйзер, Мартин Андерсен-Нексе, Анри Барбюс. В кино традиции гуманизма развивает замечательный американский художник Чарли Чаплин. В эти же годы в Мексике складывается связанное с антифеодальным революционным движением народных масс монументальное искусство Риверы, Ороско, Сикейроса. В Соединенных Штатах возникает революционная антиимпериалистическая графика. Однако в целом господство реакционных антидемократических художественных направлений в капиталистическом мире, особенно в изобразительном искусстве, очень прочно.

В эти же годы реакционная империалистическая буржуазия в ряде стран в целях подавления растущего рабочего движения и подготовки империалистической агрессии устанавливает фашистскую диктатуру. Этот этап завершается попыткой фашизма завоевать мировое господство, подавить демократические силы, разгромить организованное рабочее движение в странах капитализма и сокрушить первую социалистическую державу мира.

Третий этап в истории культуры 20 в. наступает после разгрома фашизма. Он связан с победой во второй мировой войне Советского социалистического государства, с огромным подъемом мирового демократического движения, с образованием мирового социалистического лагеря, объединяющего свыше трети населения всего земного шара. Это время создания и укрепления мировой социалистической системы, время бурного развития рабочего движения в странах капитализма, роста влияния компартий, объединяющих в ряде стран все передовые силы общества. Это также время краха колониальной системы империализма. Возникновение все новых государств, становящихся на путь социализма, рост антиимпериалистических движений во всем мире, тесная связь борьбы за социализм с антиимпериалистическим движением освобождающихся от колониального ига народов — характерная черта времени.

Социализм становится силой, способной обуздать происки империализма, не допустить развязывание новой мировой войны. Пример социализма, успехи социалистической экономики, социалистической культуры оказывают огромное и растущее притягательное воздействие на народы мира. Уроки временной победы фашизма, войны и народного сопротивления фашизму но-новому ставят в ряде капиталистических стран перед деятелями культуры вопрос о их месте и роли в жизни общества. Не случайно, что именно в этот период в ряде ведущих империалистических стран процессу дальнейшего распада и кризиса гуманизма в культуре начинает противостоять широкое, хоть часто и внутренне противоречивое движение широких кругов деятелей культуры, борющихся против милитаризма, против империалистической реакции и антигуманизма.

В целом для культуры, развивающейся на основе приятия буржуазного общества, его способа жизни, 20 век — это век глубокого неизлечимого кризиса. Искусство и культура империалистического общества открыто враждебны задачам реалистически правдивого раскрытия новых условий общественной жизни, они неспособны решить с гуманистических позиций основные эстетические и этические проблемы, поставленные перед ними эпохой.

Если перед прогрессивными силами искусства встала задача перехода на новую, более высокую по сравнению с демократическим реализмом ступень развития, которая вела к реализму социалистическому, то искусство реакционное отказывалось от традиций реализма, переходило на антиреалистические позиции. Формалистическое искусство(Термин «формалистическое» искусство не совсем точен, ибо далеко не все антигуманистические, враждебные реализму течения выступали под флагом именно самодовлеющего решения чисто формальных проблем, стоящих перед искусством. Однако подобно другим неточным терминам, например «готическое» искусство, он получил расширительное толкование. В настоящее время под «формалистическим» искусством или под не менее приблизительным термином «декаданс» подразумевается именно антигуманистическое, упадочническое искусство эпохи общего кризиса культуры умирающего эксплуататорского общества. Часто Это направление определяется (особенно в западных странах) как «модернистское» или «авангардистское», что связано со стремлением к положительной его оценке.) возникло на рубеже 20 в. Его появление тесно связано с тем уходом от жизни народа, от художественного осмысления коренных вопросов, поставленных развитием общества, который характерен для реакционных представителей буржуазной идеологии.

С тех пор как капитализм вступил в последнюю, империалистическую фазу своего развития, то есть фазу, ведущую к неизбежной его гибели, идеологи империализма начинают испытывать страх перед законами истории. Мир развивается против них, и они стремятся создавать теории, где в качестве движущей силы выдвигаются не объективные закономерности развития общества, а субъективные моменты — воля, произвол, где на место народа в роли творца истории становится «творческая элита». Возникли уродливые, ложные философские и эстетические системы, объективный смысл которых состоит в отходе от развернутого познания и оценки мира, в противопоставлении мистики и субъективного произвола объективно-правдивому изучению мира и его оценке. Не случайно, что антиреалистическое искусство в его наиболее последовательном, лишенном всякой изобразительности варианте (абстракционизм, ташизм и др.) стало господствующим искусством в империалистических странах.

В эпоху империализма в буржуазной культуре происходит разрыв с гуманистическими и реалистическими традициями, накопленными человечеством. В эти годы происходит односторонняя переориентация внимания на те стороны художественного опыта человечества, которые связаны или с субъективно-мистическими тенденциями, или с фантастически условными направлениями в искусстве прошлого. Открытый разрыв ановаторов» этого толка с реалистическим, гуманистическим опытом, накопленным мировой художественной культурой, формалистически-односторонняя интерпретация художественного опыта ранних, примитивных стадий развития человеческой художественной культуры, а также перенесение закономерностей декоративно-прикладного искусства в сферу изобразительного искусства (некоторые «декоративные» направления в абстракционизме) — все это чрезвычайно характерно для реакционной линии современного искусства.

Не нужно думать, однако, что лженоваторство формалистического искусства с характерным для него отрицанием реалистического наследия и абсолютизированием ценности субъективно-произвольного или отвлеченно-формального экспериментаторства является единственным проявлением художественной реакции в эпоху империализма. Отказ от способности искусства реалистически правдиво раскрывать мир является лишь одной из линий развития современного буржуазного искусства. Другим его вариантом является как бы реалистическое изображение внешних форм жизни, эклектически упрощенное имитирование традиций старого искусства, использование его для удовлетворения мещанских и пошлых вкусов отсталой части населения, для развращения ее художественным «ширпотребом». Так, например, многие голливудские фильмы, обладающие всеми внешними приметами реализма, «свободные» от грехов модернизма, в целом являются примером антиреализма, лживости, враждебности правде жизни, то есть ее слащавой, пошлой фальсификацией. Поэтому и по сей день в изобразительном искусстве в ряде европейских стран продолжают существовать и благоденствовать представители так называемого салонного искусства (особенно во Франции) и академи-зирующего псевдореализма (особенно в Англии).

В целом как псевдореалистический, пошлый «ширпотреб», уводящий массы от действительного понимания коренных проблем жизни, эстетически обедняющий и развращающий их (заметим, что это явление породило понятие удешевленного «массового искусства»), так и ушедшее в сферу формального экспериментаторства и субъективной игры настроений и чувств искусство представляют собой лишь две стороны одного и того же процесса кризиса и распада старой эксплуататорской культуры, бегства ее от правды жизни, от ее осмысления с позиций общественного прогресса.

В частности, своеобразным выражением лживого, враждебного правде жизни классицизирующего академизма или псевдоромантической экзальтации были некоторые направления, возникшие в фашистской Италии или насажденные в гитлеровской Германии. Эти течения были поддержаны, а иногда искусственно созданы фашистскими и нацистскими режимами для оболванивания и обмана масс с целью использования искусства в интересах фашистской демагогии. Открыто формалистические же, чуждые изобразительности направления отвергались фашизмом не потому, что они давали лживо-превратную картину жизни, а потому, что заумно-отвлеченный от внешних форм жизни характер этого искусства делал его малоэффективным средством для обмана и одурманивания масс. Одного ухода от жизни, от правдивого художественного языка, разрыва между народом и искусством оказывалось мало; возникла необходимость использовать искусство для пропаганды зверской фашистско-нацистской идеологии, для восхваления режима насилия и террора. Естественно, что в таком искусстве реализма было не больше, чем в национал-социализме — социализма. Грубая схематизация человеческого образа, истеризованная, искусственная героизация человеческой жестокости, апология тупости и злобы могли породить и породили лишь схематически-примитивное по форме, уродливое и лживое по содержанию псевдоискусство. В своей наиболее последовательной форме оно развивалось с середины 20-х гг. в Италии, а в Германии — в годы господства нацистского террора. Однако полностью эти тенденции воинствующего псевдореализма в искусстве империалистического мира и сегодня не исчезли окончательно и не могут исчезнуть, пока существует империализм.

Основная антиреалистическая, открыто формалистическая линия в искусстве империализма, объективно представляющая собой наиболее последовательное «самовыражение» эстетических принципов и вкусов империалистического общества и его культурной «элиты», прошла в течение 20 в. ряд этапов. При всей пестроте течений, характерной для формалистического искусства, все же можно проследить определенную закономерность в его эволюции.

В 90-х гг. 19 в. складываются направления символизма и модерна (термин «модерн», в отличие от «модернизма», был вызван к жизни определенным художественным течением, существовавшим в конце 19 — начале 20 в.), часто тесно переплетающиеся друг с другом. Для них было характерно стремление воплощать в искусстве мистические и реакционные идеи, получившие широкое распространение в условиях начинавшегося кризиса буржуазной культуры. Теоретики символизма выдавали свое направление за искусство, преодолевающее натуралистическую бескрылость и плоский анекдотизм буржуазного салонного искусства. В какой-то мере наиболее честные и талантливые художники, близкие к символизму, действительно были движимы желанием преодолеть плоский прозаизм современной им буржуазной культуры. Однако в целом символизм противостоял не только натурализму, но и также связанному с подлинной жизнью реалистическому искусству. Его стремление к «символическому» воплощению общих, смутных, окрашенных мистикой идей, условная трактовка образа, отвлеченный декоративный монументализм носили враждебный реализму характер.

Модерн в изобразительном искусстве тесно смыкается с символизмом. Однако в архитектуре и прикладном искусстве для него характерны попытки преодолеть Эклектичность архитектурных форм 19 в. Все же сведение этой задачи к чисто внешним стилизаторским декоративным упражнениям без глубокого переосмысления всей системы архитектурного образа, без осознания новых эстетических возможностей, которые несла зарождающаяся новая инженерно-строительная техника, определило малую плодотворность эстетических экспериментов модерна по созданию «нового стиля» в архитектуре и монументально-прикладном искусстве.

Модерн и символизм проявили себя во всех странах Европы. Наиболее последовательно символизм развился в изобразительном искусстве Германии и Австро-Венгрии (творчество Штука, Клингера и других) и отчасти в Англии, где черты символизма были заметны уже в искусстве прерафаэлитов еще во второй половине 19 в. (см. V том).

Следующая ступень отхода буржуазного искусства от реализма представлена рядом течений, отличающихся последовательной деформацией образа, а затем и прямым отказом от всякой изобразительности. Все они были основаны на замене принципа отображения жизни принципом «выражения» или «самовыражения» внутреннего мира художника, произвольного «конструирования» отвлеченных схематических композиций, якобы передающих в игре форм внутреннюю логику мира. Представители ряда этих течений считали, что задача художника сводится к «свободному формотворчеству», к так называемому «творению новых реальностей».

Первым таким открыто формалистическим течением стал кубизм, возникший в 1907—1909 гг. Основой метода кубизма была подмена реалистической типизации образа геометрической схематизацией и упрощением форм материального мира. Кубисты утверждали, что они раскрывают геометрические закономерности, присущие материальному миру. На деле искусство кубистов означало отказ от правдивого изображения типических сторон реальной жизни. Геометрическая схематизация кубизма лишала искусство его человечности, его психологической содержательности. Другой формой отхода от реализма был футуризм, в котором искажение и деформация образов реального мира носили характер субъективистической произвольности. Следующим этапом после кубизма и футуризма явились такие открыто иррациональные и субъективно-произвольные формы искусства, как возникшие в 1915—1916 гг. дадаизм и абстракционизм. Последнее направление полностью отказалось от каких бы то ни было элементов изобразительности, заявляя, что задачей искусства является «свободное самовыражение внутреннего мира художника» при посредстве выразительного сопоставления цветовых пятен, линий, лишенных какой бы то ни было связи с изображением реального мира.

В 20-е гг. параллельно с абстракционизмом сложился так называемый сюрреализм. Сюрреализм, продолжавший линию дадаизма, стремился путем фантастически произвольного сочетания фрагментов реальных изображений с абстрактными формами передать причудливую произвольность смутного «подсознательного мира человека», атмосферу нелепости и гротескности кошмарного сна. Таким образом, уже к середине 20-х гг. завершается процесс распада и кризиса буржуазного реализма. Все дальнейшие реакционные художественные течения в основном перепевают традиции формалистического искусства 10—20-х гг.

Господство как абстрактного, так и псевдореалистического искусства, как мы уже упоминали, не является, однако, абсолютным. Ему противостоят в странах капиталистического мира новые реалистические направления. Теоретики абстракционизма могут сколько угодно утверждать, что он «находит все более благоприятное отношение к себе, так как это единственное искусство, соответствующее веку, в котором мы живем». На деле реальный ход развития современного искусства — и у нас и отчасти в самих капиталистических странах — доказывает всю необоснованность этих претензий со стороны искусства, выражающего кризис культуры старого мира, на монополию в художественной жизни нашей эпохи. Ему противостоят как художники, мучительно ищущие выхода из противоречий этой культуры в пределах художественных форм и методов, этой же культурой порожденных, так и деятели искусства, осознающие неразрывную связь своих гуманистических и демократических общественных идеалов с реалистическим, правдивым творческим методом в искусстве.

Однако условия для художественного прогресса в пределах капиталистического общества неодинаковы для различных видов искусства. Некоторые роды искусства, например архитектура и прикладные искусства, в целом получают в период империализма относительно более благоприятные, чем в 19 в., возможности развития.

Этот факт может показаться парадоксальным. Однако архитектура есть вид искусства, тесно связанный с материальной производственной деятельностью

общества, с характером общественного уклада жизни. Как раз общественный характер производства и стихийно складывающийся общественный характер условий жизни на империалистической стадии истории капитализма достигли высокого уровня развития. Очень важно отметить, что зодчество, в отличие от живописи, по самой своей природе не может быть оторвано от рационального решения реальных, практических задач, поставленных жизнью. Поэтому в 20 в. и могли вновь возникнуть после длительного перерыва условия для зачастую противоречивого подъема архитектуры.

Новые возможности строительной техники, порожденные общим техническим прогрессом, потребность в массовом строительстве, необходимость считаться с требованиями рабочего класса, ведущего активную борьбу за улучшение условий своего существования, вмешательство капиталистического государства в планирование архитектурного строительства, хотя и ограниченное частной собственностью на землю, создали условия для возрождения интереса к ансамблевым решениям и способствовали распространению новых форм архитектуры. Более того, осознание зодчими эстетической выразительности новых строительных возможностей привело после длительного перерыва к зарождению новой, органически целостной архитектурной системы, пришедшей на смену эклектической архитектуре 19 в.

Другой вопрос, что сами возможности новой архитектуры и ее эстетически сильные стороны (отражающие и общественный характер производства при капитализме и созревание материальных предпосылок социализма) не могут получить гармонического и последовательного развития без ликвидации частной формы присвоения, без ликвидации эксплуатации человека человеком, то есть без перехода к социализму. Вместе с тем частный характер присвоения продукта, частная собственность на средства производства, принципы конкурентной борьбы частных интересов, к тому же уродливо искажаемые господством монополитического капитала, сохраняли и в современной архитектуре предпосылки к субъективному произволу эстетических решений, погоне за модой и т. д. Поэтому и сегодня для архитектуры буржуазного общества характерно противоречивое переплетение ложно-превратных и эстетически прогрессивных тенденций.

Относительно большие возможности, особенно после 1945 г., в условиях укрепления и роста демократического движения народных масс получают для своего развития и прогрессивные, демократические направления в литературе, кино и в меньшей мере в театре. Идейная направленность литературы — вида искусства, связанного с непосредственным процессом мышления — сознанием, выраженным в слове,— определяла ее особенно непосредственную связь с общественной борьбой. Свое значение имело и то, что литература — печатное слово —по самой своей экономической природе должна широко тиражироваться, то есть обращаться к большому кругу читателей-потребителей. Вместе с тем недорогая цена каждой отдельной книги делала ее, в отличие, скажем, от живописи, доступной представителям трудящихся классов, давала возможность прямого воздействия на развитие литературы вкусов и идейных запросов широких слоев общества.

Эта же связь с массами, необходимость апеллировать к ним создали предпосылки для выражения в сложившемся именно в 20 в. новом виде искусства — кино — идей и чувств, близких и понятных народу. Само зарождение кино как вида искусства было обусловлено не только развитием соответствующих технических возможностей, но в первую очередь потребностью в такой форме зрелищного искусства, которая была бы способна охватить многомиллионные массы населения. Вместе с тем индустриальный, массовый характер «производства» кинофильмов, требующий вложения больших средств, сосредоточенных в руках капиталистов, создает предпосылки для превращения кино в прямое орудие капиталистических монополий. Борьба этих двух тенденций в искусстве кино во многом определяет драматический, противоречивый характер его истории. В целом, если говорить об общих тенденциях развития литературы и кино, то следует отметить, что наряду с возникновением заумных или фантасмагорических произведений литературного формализма (творчество так называемых «ничевоков», а на современном Этапе такие явления, как «антироман», «театр абсурда» и т. д.), наряду с рыночным псевдореалистическим ширпотребом продолжает развиваться большая гуманистическая, реалистическая литература и кино. Достаточно напомнить имена Хемингуэя, Фолкнера, Чарли Чаплина, режиссеров де Сика, Феллини, творчество Арагона, Пабло Неруды, Карло Леви и других. В целом именно в литературе и кино гуманистическая, демократическая линия, противостоящая явлениям распада культуры, достигла наибольших успехов. В наиболее последовательных своих проявлениях она выступает как носительница зарождающейся в недрах капитализма социалистической культуры.

В музыке поляризация идейных позиций художников выступает менее непосредственно, конкретно и наглядно, чем в литературе или кино. Вместе с тем в этом искусстве, построенном в первую очередь на прямой передаче мира чувств и переживаний человека, труднее всего отвлечься от того восприятия жизни, которое порождается в человеке окружающей его социальной реальностью, ее укладом, ее «типом». Это обстоятельство в сочетании с узостью социальной базы «серьезной» музыки в капиталистическом обществе слишком связало ее с «самовыражением» психологии человека, порожденного этим обществом со всеми его трагическими противоречиями. Отсюда относительное господство в современной музыке Запада уродливых, дисгармонических или подчеркнуто формально-холодных вариантов декадентского модернизма.

Для изобразительного искусства в 20 в. также характерны две тенденции эволюции. С одной стороны — сложный и трудный процесс поисков новых форм реализма, то есть дальнейшего развития реалистического творческого метода, соответствующего новому этапу развития общества. С другой стороны — отход не только от принципов реализма 19 в., но и от всей той реалистической системы, которая была присуща европейской живописи начиная с эпохи Возрождения. Однако в изобразительном искусстве 20 в. условия для развития прогрессивной гуманистической линии, как мы упоминали, были особенно неблагоприятны. В культуре капиталистического общества, вступившего в стадию империализма, распад системы реалистической живописи стал ведущим явлением; антиреалистические направления заняли, особенно в странах развитого капитализма, господствующее положение. Этот процесс породил хаотическое разнообразие художественных направлений и направленьиц, бурно полемизирующих, переплетающихся друг с другом. Эт° был завершающий этап распада стилистической цельности художественного метода и формально-художественных приемов, которые были характерны для изобразительного искусства докапиталистических стадий развития.

Вместе с тем процесс анархической «атомизации» — лихорадочного распада былой художественно-стилистической цельности и органичности форм развития искусства прошлых эпох — с 1917 по 1929 г. дополняется прямо противоположными тенденциями к созданию «программным», «волюнтаристическим» путем единой формально-стилистической системы, якобы «воплощающей дух» художественной культуры эпохи. Однако в мире, где антагонистические противоречия труда и капитала и внутренние противоречия самого господствующего строя достигли предельной остроты, где идеологическая борьба классов достигла апогея, где непримиримо сталкиваются противоположные этические и эстетические идеалы, достижение такого органического единства искусства, создание «единого стиля эпохи», включающего в себя все виды художественной культуры, в лучшем случае представляется утопичным. На деле чаще всего утверждение «единого стиля» косвенно или прямо связано со стремлением подавить, уничтожить реалистическую демократическую культуру, выражающую интересы народа, рабочего класса.

В поисках такого стиля одни художники обращались 'к экспериментам, носящим чисто станковый характер. Их эксперименты, по существу, сводились к субъективно-произвольной игре отвлеченными формами, претендующей на создание произведений, якобы являющихся самовыражением духа времени, пресловутого единого психологического склада эпохи. Другие стремились к воссозданию формально трактованного декоративно-монументального художественного языка, приспособленного к современным архитектурным ансамблям. Однако, поскольку в подавляющем большинстве случаев эти искания носили (во всяком случае, до середины 20-х гг.) в основном утопически-экспериментальный характер (еще не была создана современная архитектурная система), постольку и здесь господствовал хаос самых внешне разнообразных и, по существу, субъективно-произвольных решений.

Лишь с появлением законченных и обладающих при всем своем разнообразии определенной эстетической цельностью современных архитектурных сооружений и целых больших ансамблей смогли возникнуть реальные предпосылки для воскрешения больших монументальных форм искусства. Однако и здесь типичная для буржуазного общества тенденция к произвольно-анархическим проявлениям своего индивидуального художественного темперамента не могла обеспечить достижения подлинного стилевого единства взаимодополняющих друг друга видов искусства — зодчества, монументальной реалистической скульптуры и живописи. Вместе с тем тот «синтез» искусств, который все же иногда осуществлялся в последние десятилетия, носил узкоформальный характер и достигался на основе отказа живописи и скульптуры от принципа реалистически обобщенного отображения жизни.

Не случайно, что наиболее последовательные формы связи изобразительных и архитектурных форм были достигнуты именно в сфере абстрактного искусства, то есть в той области, где изобразительное искусство, по существу, отказывалось от своих специфических задач и сводило себя к искусству декоративно - прикладному, орнаментальному. Этои дорогой ценой и были достигнуты уже преимущественно после 1945 г. отдельные отвлеченно-формальные, достаточно стилистически устойчивые решения.

Растворение изобразительного монументального искусства в архитектурном декоре объяснялось отнюдь не специфическими особенностями современной архитектурной системы, где четкое построение геомегризованных плоскостей, из которых слагаются архитектурные объемы, в известной мере делает возможным более плоскостно-декоративное решение живописно-монументального образа. Суть дела состояла в том, что эта особенность соврезшнной архитектуры была жадно подхвачена, положена в основу монументального синтеза теми направлениями изобразительного искусства, которые уже в начале 20 в., то есть еще до сложения современной архитектуры, по чисто идейно-эстетическим причинам обратились к плоскостности, условности изображения, к его схематической декоративности.

Произведения этого рода воплощали не стиль современности вообще, а представляли собой характерный именно для господствующей культуры империализма «стиль» искусства, основанный на отказе от реализма и гуманизма, от подлинно гармонического содружества искусств, характерного для великих художественных Эпох прошлого. Монументальная живопись и скульптура исчезают как особый вид искусства, посвященный воплощению образа человека; неизобразительные, по существу, декоративно-прикладные формы живописи и скульптуры становятся характерными для такого рода «синтеза».

В этом отношении в эволюции формалистических течений, в частности в направлениях абстракционистского типа, достаточно ясно выступают два этапа.

Творчество ранних супрематистов и абстракционистов (Кандинский, Малевич, Татлин), а также искусство итальянских футуристов и несколько позже — дадаистов имело станковый характер. Оно отличалось своим субъективизмом и экспрессионистичностью, откровенной хаотичностью своего формального языка или чисто экспериментальной самодовлеющей игрой в геометрические формы. В абстракционизме следующего поколения лишь некоторые направления продолжали экспрессионистическую и нигилистически разрушительную линию своих предшественников (например, ташизм, то есть искусство пятен и клякс).

Другое же направление шло от подвизавшихся еще в 20-х гг. французских пуристов и голландца Мондриана и достигло наибольшего влияния после 1945 г. Оно отличалось то холодно-рассудочным, то декоративным, украшательским характером. Это направление было уже явно ориентировано на связь с архитектурой, с прикладным искусством. Вместе с тем его художники решительно стремились отойти от тех черт смутно-инстинктивного анархического бунтарства, нигилизма и лихорадочно-смятенной нервозности, которые отличали искусство большинства представителей «первого призыва» беспредметничества.

Абстракционисты этого направления явно стремились «к эстетическому» утверждению сложившегося социального уклада жизни, к его «оформлению» и уходу искусства от хотя бы косвенной связи с основными противоречиями жизни, с социальной борьбой эпохи. Следует отметить, что и позднейшие эпигоны Кандинского, дадаистов также вытравили все те смутные оттенки беспокойства

и надрыва, которые если и не всегда угадывались в их искусстве, го хотя бы проявлялись в их декларациях и обратились к самодовольно-циничному, по существу, развлекательному озорству, щекочущему нервы впадающему в эстетическую спячку буржуа (замена картины прорванной в двух-трех местах мешковиной, выставление в качестве скульптуры раздавленного прессом старого автомобильного кузова и т. д.).

Внешняя радикальная фраза, часто субъективно-искренний бунт одиночек-художников против удушающе-пошлой мещанской атмосферы буржуазной культуры, по существу, были чрезвычайно далеки от подлинного революционного искусства. Таким искусством могло стать только искусство, непосредственно связанное с ясной программой социального переустройства общества, искусство, которое могло успешно развиваться в неразрывной и органической связи с революционным движением пролетариата, с его глубокой, беспощадно конкретной критикой противоречий старого общества и глубоким историческим оптимизмом. Поскольку движение художественного авангардизма было оторвано от действительности, сил социального прогресса, от подлинного авангарда человеческой истории, его искусство было обречено на отвлеченное художественное бунтарство, было лишено возможности познать разум истории, понять ее движущие силы.

Искусство авангардистов представляло лишь самовыражение неразрешимых в рамках буржуазной идеологии, в рамках буржуазной культуры трагических конфликтов и противоречий эпохи. Более того, это столь внешне бунтарски-активное искусство на деле носило пассивный характер и оказалось беспомощным перед социальной реальностью. По существу, это было искусство, конечно, неразрывно и органически связанное с социальной эпохой, но именно с эпохой, принимаемой за безусловную данность, за некое роковое и неизбежное состояние, к которому пришло человечество.

Это искусство могло быть ценно как симптом противоречий времени, как яркие приметы смертельной болезни, но оно ни в коей мере не показывало выхода из противоречий капитализма. Оно не было способно исходить из принципов того исторического оптимизма, который единственно мог внести начала порядка и разума в кажущийся беспорядок и хаос жизни, показать красоту и силу людей труда, людей сознательной революционной борьбы — творцов истории. Поэтому не случайно, что, когда был преодолен обычный конфликт между творческими исканиями нового поколения художников и консервативной инерцией основной массы представителей господствующего класса, внешне бунтарское искусство авангардистов было принято и взято на вооружение идеологами господствующего класса. Новаторство авангардистов на деле свелось к «модернизации», перестройке и приспособлению идеологической и эстетической деятельности господствующих классов к новым условиям капитализма 20 в.

Не нужно, однако, упрощать процесс перехода самих художников на формалистические позиции. Далеко не все художники, чье искусство несет на себе отпечаток кризиса гуманизма и реализма в современной капиталистической культуре, выступали как сознательные апологеты этого образа жизни. Некоторые из них глубоко и искренне ощущали ту враждебность к искусству, которая присуща капитализму. Ряд художников, как, например, Пабло Пикассо, Матисс и Леже, после 1917 г. стали друзьями Советского Союза и постепенно от смутных антифилистерских настроений перешли к сознательному социальному протесту, сблизились с коммунистическим движением Франции (для Пикассо, например, этот переход завершился в годы появления фашизма и в годы фашистской интервенции в Испании в 1937—1938 гг.). Это, безусловно, не могло не сказаться, хотя бы отчасти, на характере их искусства.

Однако трагедия творчества многих из этих художников состояла в том, что к тому моменту, когда они вступили в фазу своей политико-общественной сознательности и зрелости, их творческий метод, их художественная система уже сложились. В основе своей этот метод был все же стихийно-нигилистическим, воплощал всю неопределенность их субъективно-бунтарских порывов, тех самых порывов, которые в условиях предреволюционной России породили бунтарский нигилизм футуристического этапа Маяковского. Как раз пример творческой эволюции Маяковского очень поучителен, помогая понять те противоречия, которые не смогли пока преодолеть в своем творчестве эти художники.

В поэзии футуристического периода В. Маяковского, безусловно, были черты и тенденции, существенно отделявшие его от гаерничества тех лет Д. Бурлюка или от шовинистически-реакционной «героической» истерики представителя шовинистической линии в итальянском футуризме Маринетти. Но подлинно революционные потенции Маяковского, его гуманизм и страстное стремление к общению с широкими народными массами были раскрепощены только благодаря Великой Октябрьской революции, которая помогла Маяковскому преодолеть субъективную смутность и фантастическую условность творчества его футуристического периода и найти тем самым возможность открытого выражения чувств и мыслей победившего народа, общения с широкими массами, Это и сделало Маяковского одним из первых классиков поэзии социалистического реализма.

Если подъем революционного движения народных масс в годы Сопротивления фашизму, рост влияния коммунистических партий, а также пример и опыт советской литературы и поэзии оказались достаточными для сложения литературы социалистического реализма в ряде стран Западной Европы, то в области изобразительного искусства, в частности в живописи, этих факторов оказалось недостаточно для коренного перелома, для перехода лучших из мастеров на позиции социалистического реализма. Не случайно поэтому, что Пикассо — этот потенциальный Маяковский французской живописи — так и не смог совершить того скачка к подлинно новому, социалистическому реализму, который благодаря победе сил социализма в России смог сделать Маяковский.

Однако пример Пикассо, одного из самых значительных мастеров 20 в., начавшего творить еще в конце 19 столетия, не указывает на роковую невозможность перехода на позиции реализма деятелей изобразительного искусства капиталистических стран. В Мексике и других странах Латинской Америки продолжает развиваться мощное реалистическое течение, возникшее на гребне антифеодальных и антиимпериалистических революционных движений народных масс еще в 10—20-х гг, В Соединенных Штатах развивалась острая и яркая сатирическая графика, сложилось самобытно яркое дарование Рокуэлла Кента, развивающее в новых исторических условиях традиции демократического и реалистического искусства США. В Италии целый отряд художников ведет борьбу за новый реализм, связанный с идеями социализма. Достаточно сослаться на творчество художников-коммунистов Гуттузо, Леви, Пиццинато, Мукки и других.

После 1945 г. круг честных художников, не связанных с идеалами социализма, но осознавших все же несовместимость империализма с общественным прогрессом, значительно расширился. Они не только ощутили опасность, которую несет человечеству угроза атомной войны, но и нашли в себе силы активно включить свое искусство в борьбу против атомной смерти, против звериной идеологии империализма. Эти продолжатели великих гуманистических традиций мировой культуры являются нашими союзниками. Таково реалистически направленное творчество японских художников супругов Маруки, создавших замечательную серию произведений, посвященных трагедии Хиросимы, замечательные скульптуры финна Аалтонена, итальянца Манцу, а также творчество многих других художников Италии, Франции, Англии и иных стран мира.

Таким образом, как ни разнообразны и сложны формы развития современной художественной культуры, в ней в конечном счете идет соревнование двух основных тенденций. Первая— прогрессивная, реалистическая. Она представляет собой более высокий по сравнению с прошлым этап эстетического развития человечества. Его высшей формой является искусство социалистического реализма. Вторая тенденция представлена направлением искусства, выражающим в эстетической форме превратные или ложно реакционные идеи о действительности, о месте искусства в жизни общества. Иначе говоря, идет борьба между качественно новой, исторически-прогрессивной ступенью развития реализма и различными вариантами антиреалистических формалистических течений. Эта борьба двух художественных путей развития есть не что иное, как особая эстетическая форма непримиримой идеологической борьбы, которая идет между капиталистической и социалистической системой, а также той борьбы, которая ведется в буржуазных странах между народом и империалистической буржуазией, отстаивающей исторически исчерпавший, изживший себя путь развития общества.

Борьба двух идеологий, борьба за душу народа, за талант и совесть представителей художественной интеллигенции идет во всем мире. Исход этой борьбы ясен. Мы знаем, что конечная победа социализма во всемирном масштабе есть историческая неизбежность; так же закономерна и неизбежна победа социалистической культуры.