Живопись

Икона, названная на Руси «Владимирской богоматерью», засияла во владимирском Успенском соборе как высочайший образец византийского искусства, как совершеннейшее живописное выражение всепокоряющей одухотворенности. И, глядя на эту икону, русские мастера, конечно, дивились искусству ее гениального автора в гордой надежде — не сегодня, так завтра сравняться с ним.

А в Дмитриевском соборе приглашенные Всеволодом греческие мастера разукрасили стены такими фресками, что у молящихся дух, вероятно, захватывало от восхищения. Так великокняжеская власть укрепляла церковной роскошью и великолепием искусства свой авторитет. И, конечно, верноподданным князя Всеволода было небезразлично, что в этой величественной росписи грекам помогали русские мастера.

Уже в Киеве древнерусские мастера вступили в соревнование со своими греческими учителями.

Фрески или, точнее, остатки их (при варварской реставрации 1843 г. большая часть стенной росписи Дмитриевского собора безвозвратно погибла вследствие уничтожения штукатурки) были расчищены в 1918 г. Всероссийской реставрационной комиссией, чьи заслуги огромны в спасении художественных памятников Древней Руси. Это явилось событием в византинистике: как бы из небытия возникло одно из лучших созданий византийского художественного гения, которое — на это тогда же указывал И. Э. Грабарь — реалистической трактовкой голов, высоким мастерством и исключительной цветистостью живописи внесло переворот в обычные представления о византийском искусстве XII в.

Уцелевшие фрески изображают «Страшный суд». Греческий художник, работавший над композицией, был выдающимся мастером. Чисто греческие по типу, своей величавой стройностью живо напоминая эллинистические образы, красиво располагаются по стенам выразительные фигуры апостолов. Но есть в этих фресках некоторые фигуры (как, например, ангелы северного склона большого свода), в которых, как правильно было замечено, напряженный византийский психологизм, византийская суровость и аристократическая недоступность сменяются некоей добродушной интимностью, подкупающей задушевностью. Их чисто русский облик в сочетании с певучей линейной декоративностью выдает руку русского мастера, пробующего свои силы в монументальной живописи, не отрекаясь от любезного его сердцу народного узорочья.

Ангелы. Фрагмент фрески «Страшный суд» Дмитриевского собора во Владимире. XII в.

Икон XII и XIII вв., связанных с Владимиро-Суздальской Русью, сохранилось немного, но среди них имеются шедевры.

Апостол Павел. Фрагмент фрески Дмитриевского собора во Владимире. Конец XII в.

Оплечный «Деисус» (по-гречески «моление» или «прошение»), где с двух сторон молодого Христа скорбные ангелы заменяют традиционные фигуры двух главных святых (Марии и Иоанна), ходатайствующих перед Христом за род людской, трогает нас своей ласковой одухотворенностью. «Можно без преувеличения сказать, что эта замечательная икона служит исходной точкой того длительного процесса, который завершился созданием на русской почве развитой формы иконостаса... Идейный смысл «Деисуса» не подлежит сомнению. Эта композиция символизировала идею заступничества. Вот почему она приобрела такую широкую популярность в средние века, когда феодальный гнет ложился настолько тяжелым бременем на плечи трудящихся, что в их глазах «Деисус» как бы воплощал последнюю «надежду отчаявшихся»... Можно определенно утверждать, что нигде изображение «Деисуса» не пользовалось такой исключительной популярностью, как во Владимиро-Суздальской Руси» (В. Н. Лазарев).

Деисус: архангел Михаил, Спас Эммануил, архангел Гавриил. XII в. Гос. Третьяковская галерея

«Дмитрий Солунский». На этой большой иконе, уже знакомый нам по мозаике Михайловского монастыря, благочестивый воин, умерщвленный при императоре Диоклетиане за приверженность к христианству и почитаемый как покровитель воинства и покровитель славян. Он восседает на троне с мечом, наполовину вынутым из ножен. На этом троне — знак Всеволода Большое Гнездо. Всем своим обликом Дмитрий Солунский как бы олицетворяет князя-витязя, призванного творить правый суд и оберегать свой народ.

Дмитрий Солунский. Вторая половина XII в. — начало XIII в. Гос. Третьяковская галерея

Как не вспомнить торжественного обращения к одному из тогдашних князей автора «Слова о полку Игореве»:

«Высоко сидишь ты на престоле своем златокованом».

«Ярославская Оранта» из монастыря в Ярославле. (К слову заметим, что в начале XIII в. в Ярославле, ставшем престольным городом удельного княжества, шло большое строительство и возникла местная школа живописи, отмеченная чисто русскими чертами.) Прообразом этой монументальной иконы явилась мозаичная Оранта киевской Софии. Но насколько ярославская богоматерь человечнее прообраза! В ней нет ничего сурового, давящего, легка и стройна ее фигура на золотом фоне, и румянец играет на ее щеках. Это — заступница, не только могучая, но и умиленная, своим проникновенно-любящим взглядом обещающая людям помощь и сострадание. И потому ее светлый образ так волнует и радует.

Ярославская Оранта. (Богоматерь Великая Панагия). Первая половина XIII в. Гос. Третьяковская галерея

Эти три иконы, равно как «Толгская богоматерь» (из Толгского монастыря под Ярославлем; конец XIII в.) и еще некоторые другие иконы, написанные в тех же краях, хранятся в Третьяковской галерее, самой богатой сокровищнице древнерусской живописи.

Толгская богоматерь. Ярославская школа. Конец XIII в. Гос. Третьяковская галерея

...Суздальский белокаменный Рождественский собор, тоже украшенный узорчатой резьбой, славится на весь мир своими Златыми вратами. Это — вершина Владимиро-Суздальского декоративно-прикладного искусства. Другие замечательные образцы его — парадный топорик Андрея Боголюбского, серебряные браслеты с орнаментом, воспроизводящим мотивы владимиро-суздальской архитектуры и резьбы (все в Историческом музее в Москве), украшенный рельефной чеканкой, опять-таки очень близкой к резьбе Георгиевского собора шлем князя Ярослава Всеволодовича, брошенный им на поле проигранной сечи. Впрочем, Златые врата могут почитаться памятником не только декоративного, но и изобразительного искусства. Лишний пример того, как переплетаются различные виды художественного творчества и как прикладное искусство из своей, якобы «низшей», сферы переходит подчас в самую высокую.

Врата суздальского Рождественского собора, созданные в 20—30-х годах XIII в., состоят из массивных досок, обитых снаружи медными листами, образующими пятьдесят шесть «клейм». Изображения и богатейший орнамент выполнены способом огневого золочения: пластина покрывается черным лаком, рисунок процарапывается иглой, его линии травятся кислотой и затем заполняются амальгамой из тонкого листового золота и ртути, которая испаряется от жара, расплавляющего золото. И на расстоянии, и вблизи, мягко сияя золотом на темном бархатистом фоне лака, врата производят незабываемое впечатление своим чудесным узорочьем, в котором так гармонично вырисовывается каждый отдельный мотив, каждая изящно написанная фигура. Лучшие достижения народного творчества, живой народной фантазии в сочетании с законченным мастерством легли в основу этого замечательного памятника русской художественной культуры.

«Златые врата» Рождественского собора в Суздале. 20-30-е годы XIII в.

...Монголо-татарское нашествие жестоко поразило Древнюю Русь.

«...И во граде многих людей, и жен, и детей мечами посекли... и весь город пожгли, и всю красоту знаменитую...» Так выражал свою скорбь современник после того страшного декабрьского дня 1237 г., когда вражеские полчища обрушились на столицу Рязанского княжества.

Парадный топорик Андрея Боголюбского. XII в. Гос. Исторический музей

А вот слова владимирского епископа Серапиона:

«...Навел он (бог) на нас народ немилостивый, народ лютый, народ, не щадящий красоты юношей, немощи старцев, младости детей. Воздвигли мы на себя ярость бога нашего, разрушены божественные церкви, осквернены священные сосуды, потоптана святыня, святители переданы мечу, тела монашеские брошены птицам, кровь отцов и братьев наших, словно вода, обильно напоила землю. Исчезло мужество князей и воевод наших; храбрецы наши, исполненные страха, обратились в бегство... Села поросли сорною травой; смирилось величие наше, погибла красота наша».

Шлем Ярослава Всеволодовича. Начало XII в. Гос. Оружейная палата

Как настойчиво звучит в устах русских людей того времени неутешная печаль о погибшей красоте!

Из крупных городов русских только Новгород и Псков избегли разорения.