Собственный художественный стиль

Возвращаясь непосредственно к искусству, приведем горестное свидетельство:

«Росписи Спаса-Нередицы (1199 г.), являвшиеся крупнейшим средневековым живописным ансамблем не только в России, но и во всей Европе, были почти полностью варварски уничтожены фашистами... Для русской культуры гибель росписей Нередицы — это ничем не вознаградимая утрата, потому что в них новгородские черты выступали с такой силой, как ни в каком другом памятнике. Фрески Нередицы поражали своей изумительной сохранностью и ни с чем не сравнимой полнотой в подборе сюжетов, которые почти исчерпывающим образом знакомили зрителя с системой средневековой росписи. Кто не имел счастья видеть фрески Нередицы, тому трудно составить достаточно полное представление о монументальной живописи средних веков» (В. Н. Лазарев).

Вместе с росписями Нередицы росписи церквей Благовещения в Аркажах (близ Новгорода) и св. Георгия в Старой Ладоге (северном новгородском пригороде) (После гибели нередицких фресок фрески в Старой Ладоге — крупнейший из сохранившихся памятников русской монументальной живописи домонгольской поры) ясно показывают, что в Новгороде к концу XII в. сложилась своя школа фрескистов. Школа эта претворила все свое и заимствованное извне в единый стиль, который, по мнению авторитетнейших искусствоведов, может быть признан, без оговорок, новгородским.

нязь Ярослав Всеволодович, подносящий модель церкви Христу. Фрагмент фрески церкви Спаса на Нередице близ Новгорода. 1199 г.

Чем же так поражали самые замечательные памятники этого стиля — знаменитые нередицкие фрески, разрушенные вражеским огнем?

Сама церковь Спаса на Нередице ныне восстановлена из руин. Возвышаясь среди равнинного пейзажа над гладью вод, этот небольшой, однокупольный кубический храм радует нас некоей природной крепостью, живописной непринужденностью, столь характерной для новгородской архитектуры, допускавшей и скошенность углов, и неровности плоскостей.

Внутренняя роспись Нередицы не выделялась особой утонченностью, колористической или графической изысканностью. Но в образах святых с горящими глазами, выстроенных по стенам лицом к зрителю, грозно внушительных в своей неподвижности или мерной, тяжелой поступи, дышала некая первозданная мощь. Подлинно народная, мы бы сказали даже крестьянская сила, волевая и мужественная, искала и нашла свое выражение в этом искусстве, наполнившем новым содержанием византийско-киевский канон. Вглядитесь хотя бы в черты пророка Аарона. Какая чудовищная бушующая энергия бродит в этом старческом образе, в его глубоких морщинах, в каждой пряди волос, в стихийном водовороте его полукружьями вылепленной бороды!

Кто же этот седовласый Аарон — библейский ли первосвященник, или старый новгородский рыбак, каким был, возможно, отец самого фрескиста?

Пророк Аарон. Фрагмент фрески церкви Спаса на Нередице. 1199 г.

В своем широком размахе, как бы преодолевающем пространство, роспись покрывала весь храмовый интерьер, торжествуя над архитектурой и со всех сторон властно обступая молящихся.

В росписи Нередицы, по-видимому, участвовало несколько мастеров. Кто знает, быть может, новонайденная береста откроет нам когда-нибудь их имена...

Новгородская живопись отмечена в конце XII в. характерным новшеством. Исчезают восходящие к византийско-киевской живописной традиции мягкие светотеневые переходы, придававшие некоторую объемность образу. Их сменяют так называемые света, резкие белые блики, своим сплетением подчас образующие своего рода орнамент, исполненный волнующей выразительности, усиливающей эмоциональное воздействие изображения.

Новгородская иконопись вступает на путь, который приведет ее к расцвету.

Образ святого видоизменяется, обретая совершенно новые черты.

Две знаменитые новгородские иконы св. Николая: одна, написанная в самом начале, другая — в самом конце XIII в., дают нам наглядное представление о происшедшей за этот промежуток времени эволюции новгородского искусства в сторону его приближения к русскому народному мироощущению.

Первая икона украшает Третьяковскую галерею. Это великолепное произведение искусства. Византийская иконография создала аскетический облик Николая-чудотворца, несгибаемого ревнителя веры, отрешенного от мирской суеты, сурового догматика, готового покарать всякую ересь и неповиновение. Именно таким изобразил его новгородский художник, заострив еще и углубив черты греческого прототипа. Можно даже сказать, что лаконичность и сила новгородского искусства завершили все предыдущие живописные искания, связанные с этим образом.

Николай Чудотворец. Новгородская школа. Нач. XIII в. Гос. Третьяковская галерея

Да, конечно, трепет и благоговение вызывали у верующих тонкий, изможденный лик иерарха с его вытянутым куполообразным лицом, резко и как-то причудливо изогнутыми бровями, настойчивым взглядом фанатика, уверовавшего в непререкаемость своей богословской мудрости, с круто скошенными плечами и артистично расставленными длинными худыми перстами, благословением призывающими к послушанию.

Культ этого прославленного малоазиатского епископа получил особое распространение на Руси, где, все более русифицируясь, св. Никола превратился в любимого народом покровителя обездоленных, на чью поддержку мог рассчитывать каждый страждущий.

Икона его, написанная в 1294 г. мастером Алексеем Петровым (в Новгородском историко-архитектурном музее-заповеднике), совершенно уникальна. Это первое произведение русской станковой живописи, имеющее подпись художника.

Какой добродушный, ласковый вид у Николы Алексея Петрова! Да, это добрый дедушка, наш русский старичок, которому так подходят старые русские описания его образа: «...сед, брада невеличка, кручеват, взлызоват, плешат... в руце евангелие, благословляет». Округлое русское лицо, все детали выявлены плавными линейными очертаниями. Милостивым, снисходительным, доброжелательным — вот каким представлялся русскому человеку той поры истинный святитель.

Алексей Петров. Никола Липный. 1294 г. Новгородский историко-архитектурный музей-заповедник

«В моем собрании икон, — писал задолго до наших дней один из основоположников изучения русской иконописи Д. А. Ровинский, — есть 27 Никол, 17 благовещений, 12 спасов и т. д. и едва ли найдется между ними два совершенно одинаковых и сходных между собою».

Это лишний пример того многообразия русской иконописи, о котором мы уже говорили. Все же вглядитесь еще в обе иконы. Тот же святой, и изображен он на них в полном согласии с древней иконописной традицией. Но какое полярное различие между двумя образами!

Так личный темперамент художника, общий уровень и направленность искусства в данную эпоху и в данном художественном центре определяют внутреннее содержание и стиль иконы в той же мере, как и любого другого художественного произведения.

В «Николе» Алексея Петрова сказалась демократическая струя новгородского искусства, отражавшая растущее влияние демократических сил (уличан) в самой новгородской жизни.

...Новгород не знал того ужаса, каким монгольское нашествие явилось для городов Приднепровья, Владимиро-Суздальской земли и Рязанской. Но общая беда, разорение Средней и Южной Руси, отразилась и на его благосостоянии. Новгород платил дань монголо-татарам; связи его с другими русскими областями, равно как с Византией, были почти прерваны. Да у Новгорода была и своя беда, заставлявшая его напрягать свою энергию и волю в упорной борьбе, от исхода которой зависела участь всей Русской земли. То была борьба жестокая и героическая, отголоски которой будоражили душу новгородского мальчика Онфима.

Пока остальная Русь принимала на себя беспощадный удар с востока, спасая не только новгородский очаг русской культуры, но и культурные очаги всего западного мира, Новгороду приходилось отражать за всю Русь напор наиболее агрессивных сил этого мира, возомнивших доказать ей свое превосходство и покорить с запада те земли, что монголо-татарам не удалось покорить с востока.

Угроза порабощения с востока и смертоносная борьба со шведами и немецкими «псами-рыцарями» сковали творческие силы Новгорода. Достаточно сказать, что новгородские летописи, до этого постоянно сообщавшие о бурном храмовом строительстве, с 1240 г. и почти до конца XIII в. упоминают о постройке всего лишь трех церквей, да и то деревянных. Все так, но Новгород уберег главное: русскую культурную традицию, в пору лихолетья подорванную в остальной Руси. Ведь там под беспощадной пятой захватчиков погибли несчетные памятники искусства, выродились или были преданы забвению многие замечательные ремесла. Недаром подавляющее большинство дошедших до нас памятников древнерусского искусства происходит из Новгорода и его владений.

Церковь Николы на Липне близ Новгорода. 1292 г.

Воздвигнутая в 1292 г. церковь Николы на Липне (откуда происходит икона письма Алексея Петрова) знаменует начало нового расцвета новгородского зодчества. В этой почти кубической четырехстолпной одноглавой церкви ясно видно стремление к наибольшей монолитности и стройности общего архитектурного облика с приближением культового здания к общему характеру городской застройки.

Церковь Спаса на Ильине-улице в Новгороде. 1374 г.

Эта тенденция нашла свое завершение в церкви Федора Стратилата (1360 г.), тоже однокупольной и четырехстолпной. Соразмерность главных объемов — вот что самое замечательное в этом храме (Соразмерность частей — одно из основных качеств древнерусской архитектуры. Соразмерность была плодом не только удивительного глазомера и художественного чутья древнерусских зодчих, но и математических расчетов, разработанных в очень давние времена. Так, находки в Старой Рязани и Тмутаракани математических чертежей позволили раскрыть один из методов математических расчетов, восходящий в основе к вавилонской культуре и, вероятно, попавший на Русь через Закавказье и Тмутаракань). Можно сказать без преувеличения, что трудно представить себе более совершенные пропорции, большее органическое единство архитектурного целого, сочетавшегося с исконной новгородской крепостью. При этом необычное для Новгорода обогащение архитектуры декоративными мотивами не нарушает непроницаемой массивности храмовых стен.

Церковь Федора Стратилата в Новгороде. 1360 г.

По общей красоте, как и по благородству пластической выразительности, церковь Федора Стратилата, вероятно, самое замечательное произведение новгородского зодчества XIV в., вписавшего незабываемую страницу в историю русского искусства.

Взаимные влияния — обычное явление в истории искусства.

Средневековый Новгород поддерживал экономические и культурные связи с городами Прибалтики и севера Европы. Естественно, что новгородские зодчие воспользовались отдельными достижениями мощной романской архитектуры. Но, с другой стороны, в некоторых старинных зданиях г. Таллина ясно сказывается воздейстовдсо искусства (в частности, ломаного узора арочных карнизов церкви Николы на Липне).

Как указывает знаток новгородской архитектуры М. К. Картер, мы вправе говорить о культурном сближении прибалтийских стран и Новгорода и вообще о широком распространении новгородского влияния. Все это закономерно.

В Новгороде издавна существовали немецкая церковь св. Петра и «варяжская божница», выстроенные иноземными купцами на их торговых дворах. А церковь на острове Готланде, входившем во владения немецкого Ганзейского союза, хранит остатки старинной живописи, напоминающей фрески Нередицы. Возможно, в один из своих частых наездов на остров новгородские купцы взяли с собой русского художника, которому и поручили расписать храм.