II. Графика 1960 года

В творчестве Красаускаса особое значение имеет 1960 год. Его можно считать годом рождения зрелого самобытного художника, временем подведения итогов предшествующих лет. В эту пору были созданы две серии иллюстраций - к поэме Ю. Марцинкявичюса "Кровь и пепел" и к поэме Э. Межелайтиса "Человек". С ними генетически связаны все дальнейшие работы мастера и сюжетно-тематически (изображение человеческих страданий и мечты о счастье) и пластически (разработка двух пластических систем - скульптурно-объемной и плоскостно-линеарной). Как в первой, так и во второй серии выявляется стремление художника обобщить форму, создать емкий философско-поэтический образ. В том же направлении развивается и его станковая графика этого года - рисунок и эстамп. Среди рисунков, правда, можно встретить вполне традиционные, но и в них появляются определенные новации - в портретах заостряется психологическая сторона образа. Большинство же рисунков 1960 года, как натурных, так и композиционных, демонстрируют сознательный отход художника от частного, конкретного во имя общего, типического, но почувствованного очень индивидуально. Иногда это делается на основе усиления сюжетно-литературного начала. Иногда обобщение, своеобразная изобразительная формула создается благодаря драматическому столкновению двух противоположных начал, которые рассматриваются одновременно и в единстве ("Двое"). Мрачный покой, статика - в образе мужчины и безмятежная подвижная жизнь - в образе женщины. И отдельно друг от друга они не существуют. Но здесь раскрывается не тема счастья, столь естественная в подобном сюжете, а тема фатальной предопределенности такого союза, невозможности уйти от него.

В натурных рисунках рассматриваемого периода часто наблюдаются значительные пластические деформации, как в рисунках скульпторов, мыслящих форму как объем, ассоциирующийся с простейшими стереометрическими фигурами. Таков, например, рисунок "Сидящая" (ил. 17). Композиция здесь столь обобщена, что форма воспринимается как единый мало-расчлененный массив. Компактность формы в значительной степени зависит и от единой, как бы одним росчерком выполненной линии контура, и от очень обобщенной светотени. Роль последней становится особенно понятной при сравнении данного листа с рисунками на бумажных салфетках, где во множестве проигрывался этот изобразительный мотив, но средствами одной лишь линии. Функция тона заключается в выявлении, с одной стороны, массивности предмета, а с другой - в связи предмета с материально значимой средой. Тон, тьма в этом пластическом контексте воспринимается как носитель материального, а свет - носитель духовного начала. Этот рисунок, как и многие другие этого времени, легко можно было бы представить осуществленным "в материале" - монотипии или литографии.

17. Сидящая. 1960. Бумага, фломастер, соус. 85×60. Woman Sitting. 1960. Black wash and felt pen. 85×60

В самой непосредственной связи с задачами гравюры находится рисунок "Стыдливость". В дальнейшем в какой-то степени он будет использован в одной из иллюстраций ("Женщина под деревом") к поэме "Кровь и пепел". Очень важно то, что уже на стадии рисунка Красаускас начинает осмысливать роль белого штриха. Таким образом, в гравюре он появляется не как негативное отражение черного, а как самостоятельный формообразующий элемент. Почти во всех рисунках этого года мы ощущаем пристальное внимание художника к линии, выражающей не только замкнутый в себе объем предмета, но и пространство. В этом отношении показательны перовые рисунки из серии "Неринга", где линия обозначает и границы земли в отношении ее к небу, морю и заливу, и ее рельеф, и удаленность или приближенность к зрителю отдельных ее участков. В эту пору Красаускас становится мастером музыкальной, пластически содержательной линии. Вспомним его гравюры к поэме Межелайтиса "Человек". И они появились не внезапно, а были подготовлены в сфере рисунка. Искусство Красаускаса, с одной стороны, сложно-философично, с другой - оно основывается на очень точном чувственном воплощении отвлеченных идей. Этими качествами оно обязано не только характеру дарования художника, особенностям его психологического склада, но и той литературе, над иллюстрированием которой он работал, литературе, оперирующей емкими поэтическими образами, порой метафорическими, помогающими читателю почувствовать масштабы Вселенной.

В шар земной упираясь ногами, 
Солнца шар я держу на руках. 
Я - как мост 
Меж землей и солнцем.

(Э. Межелайтис)

Где можно найти большее созвучие с творчеством Красаускаса в целом, как не в этих строках? Его руководителями в определении жизненной мировоззренческой позиции, бесспорно, можно считать поэтов - Ю. Марцинкявичюса и Э. Межелайтиса.

Бережное движение сильных крестьянских рук, несущих, как бы защищающих от мира, маленькую фигурку народного "бога" - какой выразительный символ, переданный через конкретное! Оплакивание родными умершего под деревом, одна из ветвей которого оказалась сломленной, поникшей, - кому не понятен этот изобразительный знак? Благодаря графике Красаускаса поэзия его талантливых соотечественников приобрела универсальный перевод на языки всего мира.

Емкие символы и метафоризм гравюр Красаускаса - не единственное, что роднит его творчество с поэзией. Сама организация художественной формы и весь арсенал выразительных средств в его искусстве аналогичны тому, что мы находим в иллюстрируемой им литературе. Мерность стиха, использование звуковых аллитераций рождают в графике ответ в виде ритмичности линий и сопоставления всех элементов, составляющих композицию, по подобию (круглящиеся формы женского тела и яблоко, очертания глаз и губ и контуры листвы, движение прядей волос и опущенных древесных ветвей и т. д.). И то, что найдено в эту пору в иллюстрации, сохраняется и развивается в станковой графике художника последующих лет. Кстати, и сам принцип серийности, столь характерный для творчества Красаускаса, обязан, возможно, не одной лишь общей тенденции эпохи, но и привычке художника работать в книжной графике, где тема развивается постепенно, с возвратами и повторениями основного мотива, где возможна сюжетная раскадровка действия и многоаспектная подача главной мысли произведения. Некоторые образы и пластические идеи, найденные в иллюстрациях 1960 года, будут развиваться Красаускасом в дальнейшем в станковых сериях (с Икаром из поэмы "Человек" генетически связана серия "Полет", с Евой того же иллюстративного цикла - "Рождение женщины" и т. д.).

18. Иллюстрации к поэме Ю. Марцинкявичюса 'Кровь и пепел'. 1960. Ксилография. 12×9. Illustrations for J. Marcinkevicius' poem Blood and Ashes. 1960 Wood engravings. 12×9

19. Иллюстрации к поэме Ю. Марцинкявичюса 'Кровь и пепел'. 1960. Ксилография. 12,4×5,3. Illustrations for J. Marcinkevicius' poem Blood and Ashes. 1960. Wood engravings. 12.4×5.3

20. Иллюстрации к поэме Ю. Марцинкявичюса 'Кровь и пепел'. 1960. Ксилография. 11,1×9,7. Illustrations for J. Marcinkevicius' poem Blood and Ashes. 1960. Wood engravings. 11.1×9.7

21. Иллюстрации к поэме Ю. Марцинкявичюса 'Кровь и пепел'. 1960. Ксилография. 12,2×9,2. Illustrations for J. Marcinkevicius' poem Blood and Ashes. 1960. Wood engravings. 12.2×9.2

22. Иллюстрации к поэме Э. Межелайтиса 'Человек'. 1960. Ксилография. 14,8×10. Illustrations for E. Miezelaitis' poem Man. 1960. Wood engraving 14.8×10

23. Иллюстрации к поэме Э. Межелайтиса 'Человек'. 1960. Ксилография. 14,6×9,7. Illustrations for E. Miezelaitis' poem Man. 1960. Wood engraving. 14.6×9.7

24. Иллюстрации к поэме Э. Межелайтиса 'Человек'. 1960. Ксилография. 14,5×9,5. Illustrations for E. Miezelaitis' poem Man. 1960. Wood engraving. 14.5×9.5

25. Иллюстрации к поэме Э. Межелайтиса 'Человек'. 1960. Ксилография. 14,3×9,4. Illustrations for E. Miezelaitis' poem Man. 1960. Wood engraving. 14.3×9.4

26. Иллюстрация к поэме Э. Межелайтиса 'Человек'. 1960. Ксилография. 14,7×9,5. Illustrations for E. Miezelaitis' poem Man. 1960. Wood engraving. 14.7×9.5

Узкая улица

Стасис Красаускас