III. Графика 1961-1963 годов

В натурных рисунках этих лет еще более определенно, чем раньше, наблюдается отход от фиксации случайного и моментального. Типичен в этом отношении рисунок "Аисте с куклой" (ил. 28). В нем формы обобщены, как в эстампе. Предметы и отдельные элементы их сопоставляются по сходству и контрасту. Техника рисунка соусом по зернистой бумаге легко позволяет представить осуществление данной композиции в литографии.

28. Аисте с куклой. 1961. Бумага, соус. 72×54. Aistewitha Doll. 1961. Black wash. 72×54

Пожалуй, можно утверждать, что в этот период рисунок с натуры вообще начинает поглощаться эстампом - рисунков становится меньше, эстампов больше, а некоторые эстампы производят впечатление рисунков с натуры, выполненных сразу в материале, как, например, монотипия "Женщины" (ил. 30). Но наиболее обширную группу составляют эстампы, в которых принципы композиционные преобладают над натурными. В первую очередь тут приходится вспомнить линогравюру "Театр" (ил. 43) - в ней художник как бы выводит простейшую формулу общей идеи, связанной с понятием "Театр". Он использует здесь уже столь типичный для своего творчества прием изобразительных метафор и взаимопревращаемости форм. Мы воспринимаем изображение то как две актерские маски - веселую и грустную, то как древесный побег. Человеческие глаза и губы трансформируются в листочки этого побега. В этом простом по количеству графических элементов листе проводится сложная игра на сходстве и противопоставлении - веселый-грустный, округлый-угловатый, черный-белый, плоскостной-объемный, отвлеченный-конкретный, что так типично для театрального искусства.

29. Материнство. 1963. Монотипия. 60×42. Motherhood. 1963. Monotype. 60×42

30. Женщины. 1963. Монотипия. 42×60. Women. 1963. Monotype. 42×60

43. Театр. 1962. Линогравюра. 36×17. Theatre. 1962. Linocut. 36×17

К той же группе станковых гравюр (эстампов-обобщений) мы бы отнесли и монотипии 1963 года "Пьета" (ил. 31), "Свет I" (ил. 32), "Свет II" (ил. 33) и "Материнство" (ил. 34). Они объединяются некоей философской идеей, темой жизни и смерти и тяготеют к системе серийности, причем в серии проигрывается один и тот же мотив в разных тональностях.

31. Пьета. I лист. 1963. Монотипия. 31×52. Pieta. 1963. Sheet 1 Monotype. 31×52

32. Свет. I лист. 1963. Монотипия. 32×59,5. Light. 1963. Sheets 1 Monotype. 32×59.5 (both)

33. Свет. II лист. 1963. Монотипия. 32×59,5. Light. 1963. Sheets 2 Monotype. 32×59.5 (both)

34. Материнство (ребенок, играющий волосами матери). 1963. Монотипия. 42×59,5. Motherhood (Child Playing with Mother's Hair). 1963. Monotype. 42×59.5

Линогравюра "К звездам" (ил. 27) и монотипия "Материнство" (ил. 34) очень ясно демонстрируют два направления пластических поисков, в которых развивается творчество Красаускаса этой поры. Массивность, компактность скульптурного объема, акцентированная материальность - в серии "Материнство" и примат линии, почти полная дематериализация объемной формы - в эстампе "К звездам", где белый штрих не столько характеризует предмет, сколько обозначает траекторию его движения в пространстве. Эти эстампы интересно сопоставить друг с другом в плане выявления в них весьма важных для творчества Красаускаса тем - женской и мужской. Женское начало разрабатывается в серии "Материнство" как знак вечной жизни. Мужское начало, как оно выражено в линогравюре "К звездам", равнозначно воплощению идеи творчества. Причем сам человек конечен. Он как бы самоуничтожается, растворяется в своем творческом порыве, но память о нем принадлежит вечности.

27. К звездам. 1961. Линогравюра. 68,5×45. Towards the Stars. 1961. Linocut. 68.5×45

Среди книжных работ Красаускаса этих лет наиболее значительны серии иллюстраций к поэме Р. Рождественского "Реквием" и к книге Э. Межелайтиса "Кардиограмма". Обе они выполнены в ксилографии, технике, ставшей в эту пору основной для Красаускаса и для литовской книжной графики вообще. В республике со сравнительно небольшой численностью населения низкие тиражи книг допускают печатание гравюр прямо с авторских досок, без изготовления гальванокопий или иных типографских форм, а значит, в руки читателей попадают книги с подлинными гравюрами, и ксилография приобретает здесь не только художественный, но и производственный смысл. И в какой-то степени правомерно считать, что этот материал определил эстетическое кредо Красаускаса. И даже в пору смены общей графической моды, когда внимание художников все больше стали привлекать другие гравюрные техники, Красаускас оставался приверженцем ксилографии.

Хотя рука Красаускаса-гравера всегда ясно узнаваема, его книжные ксилографические серии, как мы имели возможность заметить на примере работ 1960 года, довольно значительно разнятся между собой, что зависит от стилистики литературного произведения. Разные пластические ходы использует мастер при оформлении книг Р. Рождественского, М. Слуцкиса, Э. Межелайтиса. Драматизм произведений Рождественского выражен в системе резких контрастов черно-белого. Предметы будто начинают светиться изнутри. Фигура солдата, покоящегося в земле, как бы окружена аурой, как и фигуры оплакивающих его. Таким образом, именно свет становится основным выразительным началом гравюр, связующим элементом всех объектов, входящих в композицию. Все изображаемые здесь предметы - это определенные символы: луна и птица на дереве - обозначение весенней ночи; ребенок и одуванчик - знак человеческой жизни на Земле, ее незащищенности, зыбкости; женский образ - символ матери-родины, матери-земли.

Проще, жанровее, согласно стилистике литературного произведения, проиллюстрирована Красаускасом книга М. Слуцкиса "Дорога поворачивает к нам". Оригиналы осуществлены в линогравюре, близкой по художественному эффекту к ксилографии.

Обратившись к иллюстрированию поэтического произведения Э. Межелайтиса "Кардиограмма", Красаускас вновь, как и в гравюрах к поэме "Человек", отдал предпочтение белому штриху. На этот раз его линия становится еще более тонкой, каллиграфически изысканной. Иллюстрации дают возможность почувствовать поэзию сопоставления близко увиденных подробностей, предметно характеризующих отвлеченные понятия.

35. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 12,5×5. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 12.5×5

36. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 12,3×8,5. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 12.3×8.5

37. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 12,3×8. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 12.3×8

38. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 12×5,2. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 12×5.2;

39. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 12,2×5,3. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 12.2×5.3

40. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 12×5,2. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 12×5.2

41. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 8,2×12,3. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 8.2×12.3

42. Иллюстрации к поэме Р. Рождественского 'Реквием'. 1961. Ксилография. 10,5×15,5. Illustrations for R. Rozhdestvensky's poem Requiem. 1961. Wood engraving. 10.5×15.5

Птицы

Стасис Красаускас за работой