VI. Графика 70-х годов (1971-1975)

Мировосприятие Красаускаса этого периода характеризуется драматизмом, переходящим в глубокий пессимизм, и мечтой о прекрасном. 1971 год. Опять лето, опять Паланга или Нида, опять нравственный отдых, здоровье, покой, равновесие. Таким нам видится мир, окружающий художника, в его рисунках: "Обнаженная" (ил. 91), "Обнаженная" (ил. 92), "Небо. Ветреный день" (ил. 93), "Двойной портрет" (ил. 94), "У моря" (ил. 95), "Обнаженная. Этюд с натуры" (ил. 96). Все эти рисунки выполнены на основе зрительных впечатлений. Во всех них сказывается внимание художника к изображению пространственной среды (небо, море, воздух, ветер). Чувствуется, что общение с природой, как и прежде, дает ему физические и нравственные силы, заряд творческой энергии.

91. Обнаженная. 1971. Бумага, фломастер. 61,5×45,5. Nude. 1971. Colour felt pen. 37×30.5

92. Обнаженная. 1971. Бумага, цв. фломастеры. 37×30,5. Nude. 1971. Felt pen. 61.5×45.5

93. Небо. Ветреный день. 1971. Бумага, цв. фломастеры. 58×42. The Sky. Windy Day. 1971. Colour felt pen. 58×42

94. Двойной портрет. 1971. Бумага, пастель. 61×44. Paired portrait. 1971. Pastel. 61×44

95. У моря. 1971. Бумага, пастель. 61×44. By the Sea. 1971. Pastel. 61×44

96. Обнаженная. Этюд с натуры. 1971. Бумага, пастель. 61×44. Nude. 1971. Sketch from life Pastel. 61×44

Спортивная тема, всегда занимавшая значительное место в искусстве Красаускаса, теперь интерпретируется у него иначе. Если в литографиях цикла "Лето" изображения спортсменов излучали здоровье, удовлетворенность жизнью, счастье, то в гравюрах 1971 года серии "Движение" (ил. 97-100) в решении той же самой темы мы замечаем нарастание драматических моментов, чрезмерного мускульного и нервного напряжения.

97. Из серии 'Движение'. 1971. Автоцинкография. 49,5×32. Movement series. 1971. Autozincograph. 49.5×32

98. Из серии 'Движение'. 1971. Автоцинкография. 50×32,5. Movement series. 1971. Autozincograph. 50×32.5

99. Из серии 'Движение'. 1971. Автоцинкография. 32,5×50. Movement series. 1971. Autozincograph. 32.5×50

100. Из серии 'Движение'. 1971. Автоцинкография. 32,5×50. Movement series. 1971. Autozincograph. 32.5×50

Красаускас изображает борьбу, титаническую мобилизацию физических и нравственных усилий во имя ближайшей цели, после достижения которой наступает упадок сил. С формальной стороны задача, стоявшая перед художником, заключалась в расчленении движения по стадиям в синтезировании их в единое пластическое целое. И эта задача была решена им блестяще. Замедленная, как бы сонная, пластика движений в его ранних гравюрах теперь сменилась быстрыми, стремительными ритмами. Временами нам кажется, что Красаускас изображает не столько сам предмет, сколько его след в пространстве. Еще большим драматизмом и даже трагизмом мироощущения отмечен эстамп "Бегство от себя" (ил. 101). В нем появляется мотив двойника, свидетельствующий о внутреннем разладе. Композиция строится на противопоставлении и пресечении взаимопротивоположных явлений - черная и белая фигура; прямолинейное, слепое движение спасающегося бегством и винтоообразное, как бы всюду проникающее движение преследователя; разные пространства двух фигур - жесткий кристаллический мир рациональных форм и неопределенное по структуре пространство туманностей. В изображении человека над пропастью читается фатальность (вспоминаются "Слепцы" Питера Брейгеля). Таким образом, все в гравюре покоится на контрастах и единстве, стремящемся разорвать себя и потому перестать существовать.

101. Бегство от себя. 1971. Автоцинкография. 29×18. Attempt at Selfescape. 1971. Autozincograph. 29×18

Если поставить в один ряд "Бег" из серии "Движение" и "Бегство от себя", то очевидной становится стадийность внутреннего состояния художника - максимальное напряжение сил еще в согласованности с собой и трагедия раскола. Тема борьбы двух взаимопротивоположных начал, близкая к той, что заложена в эстампе "Бегство от себя", решается Красаускасом и в эстампе "Земля и небо" (ил. 102). Мотивы женской фигуры и птицы символизируют разные стихии. Постоянное движение противопоставляется покою, свет - тьме, неправильность форм - их рационализму. Композиция с открытым правым и левым полем создает впечатление сквозного движения. Таким образом, Земля и Небо - это часть безбрежного потока форм, живущих в безбрежном и неопределенном пространстве. Все более усложняя философскую тему, художник приходит к отвлеченным, самым общим понятиям, но все же остается в пределах фигуративного искусства.

102. Земля и небо. 1971. Автоцинкография. 13,5×24,2. Earth and Heaven. 1971. Autozincograph. 13.5×24.2

И опять отдых от мрачных размышлений - "Весна" (ил. 110). Боттичеллиевская образность, вдох свежего воздуха полной грудью, радость, предчувствие счастья, как в юности. В композиционном построении этого эстампа, как и в "Земле и небе", господствуют горизонтали, что создает ощущение разомкнутости пространства. Открытые правый и левый края композиции как бы растягивают изображение в ширину, предопределяя пластические деформации. В результате, стремясь вылиться за пределы рамы, фигура женщины с ребенком, олицетворяющим весну, становится причастна нашему зрительскому пространству, но одновременно и остается только в своем, соразмерном, соритмичном ей мире. Мечта о прекрасном, вера в красоту человека, возможность его гармонического слияния с природой выражены в серии гравюр "Этюды на свободные темы" (ил. 103-109). Эти гравюры продолжают тему "Песни песней царя Соломона" и "Сонетов" Шекспира. Но в их пластике больше мягкости, вольности, безыскусственности. Художник использует здесь стилистику античного искусства, а в некоторых гравюрах серии воспроизводит образы, близкие творениям народных мастеров, крестьянских скульпторов.

103. Из серии 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 14,5×18. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 14.5×18

104. Из серии 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 14,5×18. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 14.5×18

105. Из серии 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 17×14. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 17×14

106. Из серии 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 15×12,5. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 15×12.5

107. Из серии 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 14×17,2. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 14×17.2

108. Из серии 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 14,5×11,7. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 14.5×11.7

109. Измерим 'Этюды на свободные темы'. 1971. Автоцинкография. 16,8×11,5. The Free Sretches series. 1971. Autozincograph. 16.8×11.5

110. Весна. 1971. Автоцинкография. 14,5×20,8. Spring. 1971. Autozincograph. 14.5×20.8

Обращает на себя внимание разработка сложных живописных фактур и на стадии гравирования (характер рисунка) и на стадии печатания оттиска (печать белой краской на черную бумагу, с припорашиванием невысохшего отпечатка бронзой).

Серия эстампов "Полет" (ил. 111-113) - одна из самых мрачных в творчестве Красаускаса. В ней передано ощущение ужаса бытия. Сильный человек, рвущий оковы земного притяжения и стремящийся к свободе, и птица зла, властно парящая над ним. Не напоминание ли это людям о возможных роковых последствиях изобретений человеческого разума? Образ птицы рожден ассоциациями с творчеством Чюрлениса (его "Знаки Зодиака"), но трансформирован в совершенно новом ключе.

111. Из серии 'Полет'. 1971-1972. Автоцинкография. 65×50. Volitation series. 1971-72. Autozincograph. 65×50

112. Из серии 'Полет'. 1971-1972. Автоцинкография. 65×49,5. Volitation series. 1971-72. Autozincograph. 65×49.5

113. Из серии 'Полет'. 1971-1972. Автоцинкография. 64,5×50. Volitation series. 1971-72. Autozincograph. 54.5×50

Любопытно, что эскизы к гравюрам (ил. 114, 115) лишены той мрачной тональности, что свойственна самим эстампам. Очевидно, это качество появилось в процессе обдумывания темы и главным образом на стадии гравирования. А первоначально темой серии была Икарова мечта о полете, подобном парению птицы. В годы Великой Отечественной войны, второй мировой, Красаускас был ребенком. Но все же события ее оставили неизгладимый след в его памяти. Он постоянно обращался к военной теме, вернее, к теме войны и мира. Но решал ее в созвучии с современностью, постоянно расширяя угол рассмотрения конкретных фактов истории, стараясь понять причины заблуждений человеческого разума.

114. Эскиз гравюры серии 'Полет'. 1971. Бумага, уголь, тонир. черн. гуашью. Бумага, тушь, перо. 61×43,5. Sketches for Volitation series. 1971. Charcoal on paper tinted with black gouache; pen-and-ink lin 61×43.5 (four sketches)

115. Эскиз гравюры серии 'Полет'. 1971. Бумага, уголь, тонир. черн. гуашью. Бумага, тушь, перо. 12×9. Sketches for Volitation series. 1971. Charcoal on paper tinted with black gouache; pen-and-ink lin 12×9 (five sketches)

К этой теме относится серия станковых автоцинкографий 1973 года "Куда идешь, человек?" (ил. 116, 117). По силе драматизма и экспрессии эти листы не знают себе равных в творчестве Красаускаса. В них мы находим логическое завершение творческих поисков, начатых в серии "Движение" и продолженных в эстампе "Бегство от себя". Здесь художник раскрывает, с одной стороны, могущественность человека (тело атлета), с другой - ужасающую абсурдность его действий, страшные последствия их. Но кроме картины человеческой трагедии Красаускас дает и образ мира - земной шар, покоящийся на плечах изувеченного войной титана. Этот почти плакатный образ содержит в себе призыв к благоразумию всех, живущих на Земле.

116. Из серии 'Куда идешь, человек?'. 1973. Автоцинкография. 64,5×50. Where To, Man? series. 1973. Autozincograph. 64.5×50

117. Из серии 'Куда идешь, человек!'. 1973. Автоцинкография. 50×64,5. Where To, Man? series. 1973. Autozincograph. 50×64.5

118. Эскиз гравюры серии 'Куда идешь, человек!'. 1973. Бумага, фломастер. 60×46,2. Sketch for the series Where To, Man? 1973. Felt pen. 60×46.2

119. Из серии 'Рождение женщины'. 1973. Автоцинкография. 38,5×31. The Making of a Woman series. 1973 Autozincograph. 38.5x31 (both)

В том же году, когда была выполнена серия "Куда идешь, человек?", появился цикл автоцинкографий "Рождение женщины" (ил. 112, 120). И именно будучи поставлены рядом, они раскрывают характер мировосприятия Красаускаса. Две темы - предназначения мужчины и женщины - постоянно сопутствуют друг другу в его творчестве, часто не пересекаясь, а идя как бы параллельно. В образе женщины (и это видно на примере данной серии) раскрывается и утверждается красота жизни, идеальная гармония. И хотя образы цикла "Рождение женщины" и несут в себе страх матери перед миром, куда уходит ребенок, в целом серия внушает зрителю мысль о цикличности развития мира, о том, что все опять и опять начинается снова, что жизнь вечна. Таким образом, женское начало тождественно жизненному началу. Жизнь женщины беспрерывна в своих метаморфозах, она - колыбель человечества и его будущее. Поэтому женские образы в творчестве Красаускаса наделены особой женственностью, одухотворенностью. Поэтому при воплощении их художник обращается к наследию Боттичелли, умевшему, как никто, в земной красоте увидеть вечный идеал.

120. Из серии 'Рождение женщины'. 1973. Автоцинкография. 38,5×31. The Making of a Woman series. 1973 Autozincograph. 38.5x31 (both)

Искусство Красаускаса в высшей степени переводимо на словесный язык. Может быть, это качество появилось в его творчестве благодаря тесной связи с поэзией его современников, пришло в изобразительное искусство из литературы, над иллюстрированием которой он работал. А может быть, тут сказывается свойство натуры, склонной к символике, стремящейся к выражению общих понятий. В иллюстрациях к книге А. Йонинаса "Сердце человека, сердце солдата" изображение человека как бы растворяется в пространстве, но уже не за счет подавляющих человека пространственных сил, а в результате его собственной активности. Образ человека монументализирован, чему способствуют прием крупного плана и обобщенность силуэта. Но внутри этого силуэта фигура как бы размыта параллельной и перекрещивающейся штриховкой. Пространство же трактовано как материально значимая среда, наполненная сгустками энергии. И опять мы встречаемся с языком изобразительных метафор - уподобление сердца человека узлу могучих ветвей; руки человека - словно ветви мощного дерева.

1975 год - последний год, когда Красаускас мог активно работать. Дальше пришла болезнь. 1975 год - год тридцатилетия Победы над фашистской Германией. В творческой биографии Красаускаса он был отмечен обширным циклом эстампов "Вечно живые" (ил. 121-126). Этот цикл множеством нитей связан со всем творчеством художника - и тематически, и композиционно-пластически, и философски-образно. На новом уровне здесь есть возврат к тому, что было начато в иллюстрациях к поэме Рождественского "Реквием" и в серии "Полет". Но в сравнении с гравюрами к "Реквиему" здесь достигнута большая степень обобщенности образа человека, приподнятости его над конкретно-земным. В противоположность тому, что было в цикле "Полет", - здесь нет чувства страха перед пространством, а есть торжество жизни над смертью, бессмертие человеческого подвига.

121. Из серии 'Вечно живые'. 1975. Автоцинкография. 25×21. They Will Live Forever series. 1975. Autozincograph. 25×21 (each)

122. Из серии 'Вечно живые'. 1975. Автоцинкография. 25×21. They Will Live Forever series. 1975. Autozincograph. 25×21 (each)

123. Из серии 'Вечно живые'. 1975. Автоцинкография. 25×21. They Will Live Forever series. 1975. Autozincograph. 25×21 (each)

124. Из серии 'Вечно живые'. 1975. Автоцинкография. 25×21. They Will Live Forever series. 1975. Autozincograph. 25×21 (each)

125. Из серии 'Вечно живые'. 1975. Автоцинкография. 25×21. They Will Live Forever series. 1975. Autozincograph. 25×21 (each)

126. Из серии 'Вечно живые'. 1975. Автоцинкография. 25×21. They Will Live Forever series. 1975. Autozincograph. 25×21 (each)

127. Рисунок на салфетке круга эстампа 'Девушка и кактус'. 1961 (?) Бумага, фломастер. 16,7×15,6. Notation associated with etching Young Girl and a Cactus. 1961 (?) Felt pen. 16.7×15.5

128. Рисунок на салфетке круга эстампа 'Юность'. 1960 (?) Бумага, фломастер. 15,9×14,4. Notations associated with etching Youth. 1960 (?) Felt pen. 15.9×14.4

129. Рисунок на салфетке круга эстампа 'Юность'. 1960 (?) Бумага, фломастер. 13,2×13,2. Notations associated with etching Youth. 1960 (?) Felt pen. 13.2×13.2

130. Рисунок на салфетке круга эстампа 'Юность'. 1960 (?) Бумага, фломастер. 17×17. Notations associated with etching Youth. 1960 (?) Felt pen. 17×17

Той же идеей торжества жизни, гармонии проникнуты и иллюстрации Красаускаса к книге Л. Левчева "Пристрастия" (ил. 131-133). Мысль о слиянии человека и природы трактована здесь не в драматическом, а в лирическом плане. Мужчина и женщина в реке света слушают музыку сфер - счастливая концовка. А живи Красаускас дольше - может быть, начало нового, светлого этапа творчества.

131. Иллюстрация к сборнику стихов Л. Левчева 'Пристрастия'. 1975. Автоцинкография. 12×6. Illustrations for L. Levchev's volume of verse Predilections 1975. Autozincograph. 12×6

132. Иллюстрация к сборнику стихов Л. Левчева 'Пристрастия'. 1975. Автоцинкография. 13×7,5. Illustrations for L. Levchev's volume of verse Predilections 1975. Autozincograph. 13×7.5

133. Иллюстрация к сборнику стихов Л. Левчева 'Пристрастия'. 1975. Автоцинкография. 12,5×7. Illustrations for L. Levchev's volume of verse Predilections 1975. Autozincograph. 12.5×7

Гравюра для поздравительной открытки Ю. Палецкиса. 1970. Автоцинкография. 9×9,5. Engraving for a congratulatory card. 1970. Autozincograph. 9×9.5

Стасис Красаускас