"Еще один концлагерь"

Он возвращается через час, ведя за собой полуторку с бойцами. Прибывает отделение сержанта Бурцева. Солдаты спрыгивают с машины, разминаются, сгружают саперный инструмент.

Бурцев - неторопливый, невзрачный, ничему не удивляющийся - придирчиво осматривает и выстукивает пятно. Затем берет миноискатель.

"Сапер ошибается только один раз"... Эту заповедь мы затвердили достаточно крепко на бесчисленных минных полях, на дорогах, густо нашпигованных немецкими сюрпризами, в освобожденных городах, где на стенах домов оставались наши надписи: "Проверено. Мин нет".

Бойцы стоят молча, затаив дыхание, держа в руках ломики и кирко-мотыги. Бурцев выслушивает стену, как врач больного, и затем бросает коротко:

- Давай!..

Поплевав на ладони, ребята принимаются за дело. От первых ударов брызгами разлетается цементная штукатурка, обнажая пятна оранжево-красного кирпича. Стена поддается туго. Бойцы по нескольку раз сменяют друг друга.

Наконец перед нами открывается темный пролом.

Олег пригибается, заглядывает, светя фонариком. Входим по одному.

Через несколько шагов прыгающий луч вырывает из темноты запрокинутую голову беломраморной статуи и, вздрогнув, замирает. Останавливаемся от неожиданности. Олег ведет лучом вправо - еще одна статуя. Влево - еще одна... И еще, и еще, и еще!..

Все узкое пространство туннеля впереди забито ими. Они стоят, тесно прижавшись друг к другу: эллины, римляне, французы, немцы...

- Еще один концлагерь, - бормочет в тишине Захаров.

Бойцы входят один за другим, светя фонарями. Басканов, маленький, рябоватый, в больших, не по росту, сапогах, останавливается у великолепного отлива "Ниобеи"^*. Мать, прикрывающая свое дитя от смертельной опасности. Он всматривается в ее искаженное страхом, поднятое кверху лицо и говорит:

^* (Ниобея (Ниоба) - в греческой мифологии жена царя Фив Амфиона, отказавшаяся принести жертву богине Латоне и ее детям-близнецам Аполлону и Артемиде. В наказание за это семь сыновей и семь дочерей Ниобы были умерщвлены богами.

В данном случае речь идет о знаменитой древнегреческой статуе, изображающей Ниобу, пытающуюся прикрыть последнюю, младшую дочь от стрел Артемиды.)

- Бомбежки, что ли, испужались? Не бойся!..

В этой ласковой солдатской шутке есть что-то бесхитростно- правдивое, простое, идущее из глубины сердца. "Не бойся..."

Бурцев окликает меня. Он сидит на корточках у стены туннеля.

- Видали? - говорит он и показывает сжатый в руке пучок проводов, поблескивающих свежим срезом. В другой руке у него зажат нож.

Провода бегут вдоль стены к шести деревянным ящикам, расставленным под квадратными бетонными опорами. В ящиках желтоватые бруски - шашки, похожие на двойные куски банного мыла. Это тринитротолуол, а по-армейски, короче, тол.

Итак, шесть ящиков взрывчатки в туннеле, полном ценнейших скульптур! Достаточно было одного поворота подрывной машинки, для того чтобы все здесь превратилось в груду бесформенных, заваленных камнем обломков^*.

^* (Позднее Бурцев нашел и самую машинку - в котельной обгоревшего здания академии. Провода, скрыто выведенные из туннеля, были подсоединены к ее клеммам.)

Бурцев, спокойный, ничему не удивляющийся, неторопливый Бурцев, с необычайной поспешностью вынимает из ящиков снаряженные капсюли-детонаторы. Бойцы выносят ящики наружу и возвращаются молча.

В самом конце туннеля натыкаемся на небольшой шкаф-секретер. Обыкновенный шкаф-секретер с деревянной пластинчатой шторкой; такой можно увидеть в любом немецком "бюро". Но зачем он здесь?

Олег осторожно поддевает шторку кинжалом, и она взлетает кверху, хряснув сорванным замком. За шторкой сверху донизу ящички. Выдвигаю первый попавшийся. Какая-то картотека. На белых глянцевых карточках строчки колючего готического шрифта: Дюрер, Гольбейн, Тициан... Названия картин...

От волнения рябит в глазах. Выдвигаю ящик за ящиком - все то же. Карточки, карточки, карточки...

И только в самом нижнем, широком и плоском, лежит сложенный вчетверо лист плотной бумаги.

Развертываю его. Олег подносит поближе фонарик.

...Извилистая полоска, похожая на реку. И десятки каких-то значков, разбегающихся к западу, югу и северу от нее. Крупная буква "М" в правом нижнем углу. Надпись "Geheim" - "Секретно". Что же это?

Ищу глазами фрау Эльвиру. Она стоит у бронзовой статуи, поглаживая ее ладонью, - то ли от избытка чувств, то ли попросту пыль стирает.

Подхожу, показываю ей развернутый лист. Она поправляет пальцами очки, долго и озабоченно вглядывается.

- Не знаю, - говорит она наконец. - Быть может, вы нашли то, что искали... Теперь торопитесь, и пусть вам поможет бог... - И, улыбнувшись, прибавляет: - ...хотя вы в него, конечно, не верите.

Бурцев со своим отделением остается охранять туннель. Мы с Захаровым и Кузнецовым возвращаемся в батальон.

По дороге то и дело достаю из планшетки сложенный вчетверо лист, расстилаю его на коленях, хмыкаю, вглядываясь в загадочные значки.

Захаров, сидящий рядом, оставив одну руку на баранке руля, сдвигает другой рукой на затылок пилотку и, вздохнув, произносит:

- Задача!..

Точнее, пожалуй, не скажешь. Да, это действительно задача, может быть, самая трудная и ответственная из всех, какие ставила перед нашим батальоном война.