Новооткрытые сокровища

Как же все-таки была вновь обнаружена красота древнерусской живописи?

Научный интерес к этой живописи проявляется уже с середины прошлого века. Произведения Лескова во многом пробудили внимание к чисто художественным достижениям иконописи, определяющим ее своеобразие и значение в истории мирового искусства.

В конце прошлого и начале нынешнего века возникли первые собрания икон, составленные по этому признаку подлинно просвещенными ценителями искусства. Кому же из них принадлежит пальма первенства в этом благородном деле?

Поделим ее между основателем знаменитой галереи П. М. Третьяковым и ставшим затем ее попечителем И. С. Остроуховым.

Вот авторитетное суждение о первом:

«Он первый среди собирателей подбирал иконы не по сюжетам, а по их художественному значению и первый открыто признал их подлинным и великим художеством» (И. Э. Грабарь).

А вот не менее примечательные отзывы о втором:

«Он был не только талантливым художником, но и пылким исследователем начальной поры русского искусства... Ни у кого до И. С. Остроухова не было отчетливого сознания высоких художественных качеств иконы» (П. П. Муратов). «Остроухов первый собирал иконы, не как курьезы или образцы — чтобы дать понять о культурном состоянии допетровской Руси,— а как свидетельства высоких художественных достижений, как проявление творческого начала в древнем русском художнике... Один из первых он угадал, что под слоем позднейших записей, пыли и копоти древние доски хранят горячее золото фона, небесный голубец ангельских одежд, невыразимо нежную охру ликов, музыкальную опись фигур и ясность, монументальность композиции» (Н. М. Щекотов).

На заре нынешнего века первые расчищенные иконы буквально ошеломили многих ценителей искусства: яркость красок наших древних мастеров, казалось, затмевала даже «огненную палитру» Матисса, прославленного французского живописца, картины которого в московских собраниях тоже вызывали тогда сенсацию. Новые, самые смелые течения в искусстве этой поры заостряли интерес к как-то перекликавшимся с ними художественным достижениям прошлых, подчас далеких эпох.

Сам Матисс, приехав в Москву в 1911 г., был тоже ошеломлен красотой древнерусской живописи. «Это доподлинно народное искусство,— говорил он.— Здесь первоисточник художественных исканий... Русские не подозревают, какими художественными богатствами они владеют. Всюду та же яркость и проявление большой силы чувства. Ваша учащаяся молодежь имеет здесь, у себя дома, несравненно лучшие образцы искусства... чем за границей. Французские художники должны ездить учиться в Россию. Италия в этой области дает меньше».

Несколько десятилетий спустя (в 1947 г.) Матисс подтвердил свое восхищение древнерусским искусством, которому, писал он, «предаешься тем сильнее, чем яснее видишь, что его достижения подкреплены традицией — и традицией древней».

Итак, мировое значение древнерусской живописи было открыто и признано уже более полувека тому назад. Однако систематическое ее изучение, с выявлением различных направлений и школ началось уже после Октябрьской революции, когда по всей стране были организованы поиски памятников древней иконописи вместе с их раскрытием, т. е. освобождением от позднейших записей.

Тут сыграл решающую роль изданный по инициативе В. И. Ленина декрет Совета Народных Комиссаров от 5 октября 1918 г. о регистрации, учете и сохранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений.

Конечно, следует пожалеть о многих утратах (особенно при использовании бывших церковных зданий для новых нужд).

Порадуемся, однако, тому, что художественный фонд нашей страны пополнился сокровищами, обогатившими художественное достояние всего человечества. Как же было достигнуто это обогащение? Приведем два примера.

В 1919 г. в полутемной рухлядной Спасского монастыря в Ярославле, среди пыльной ветоши была обнаружена больших размеров икона. Она оказалась покрытой плотной малярной живописью XVIII—XIX вв., лежавшей поверх нового грунта, наглухо закрывавшего, казалось бы, вовсе утраченный первоначальный слой. А под этим грунтом таилась почти неповрежденная, та самая, ныне всемирно известная «Оранта» (названная «Ярославской Орантой»), о которой мы уже говорили как об одном из самых замечательных ранних созданий русской живописи. Добавим, что, по мнению некоторых искусствоведов, эта икона, быть может, восходит по своему образному строю к творчеству самого Алимпия Печерского.

Иконы Рублева «Спас», «Архангел Михаил» и «Апостол Павел», ныне украшающие Третьяковскую галерею, можно без всякого преувеличения причислить к величайшим шедеврам, когда-либо созданным в мире кистью живописца. Так вот эти иконы были найдены в 1918 г. (главная из них «Спас», наполовину осыпавшейся) в сарае близ собора в Звенигороде. Там они пролежали бог весть сколько лет под дровами.

Поиски древних икон продолжаются и сейчас: с этой целью музеи нашей страны организуют специальные экспедиции.

В какой-нибудь ветхой, заброшенной церквушке или часовне, на старом погосте валяется груда досок: это почерневшие иконы, чаще всего самого банального письма. Неспециалист, даже если он любитель живописи, не обнаружит в них ничего замечательного. Однако музейные экспедиции буквально охотятся за такими досками, грязными, шелушащимися, местами осыпавшимися, подчас вспученными от сырости.

Представим себе музейного работника за этим занятием. Одну за другой он подымает доски, стирает с них пыль, вглядывается в живопись, но еще больше, чем живопись, его интересует другое: медленно проводит рукой по доске, ощупывает ее по краям, тщательно изучает ее обратную сторону. Нет, не то... Снова не то! Но вот на десятой доске, а то и на сотой, его охватывает радостное волнение. По неким точно установленным признакам (это целая наука — тут играют роль толщина доски, метод обработки ее задней стороны, тип и расположение шпонок и еще многое другое) он опытным глазом и опытной рукой обнаружил, что доска на несколько столетий древнее почерневшей живописи, которую мы видим на ней. Значит, под этим слоем живописи следует искать другой, а быть может, и несколько других. Такая доска — это уже интереснейшая находка. Рентгеновские, ультрафиолетовые и инфракрасные лучи позволяют обнаружить скрытую позднейшими записями живопись. И если живопись эта представляет ценность, икону расчищают.

Сколько надежд, сколько волнующих переживаний у сотрудников наших реставрационных мастерских перед такими досками, когда они уже находятся у них «в производстве»!

Вот, например, икона довольно заурядного письма XVII в. Снимок, однако, показывает, что под этим поздним слоем живописи очень интересная по композиции икона Новгородской школы самого начала XV в. Какая удача! Надо скорей приступать к расчистке: ведь, быть может, нашим глазам откроется новый замечательный памятник древнего отечественного искусства.

А какая радость, когда в расчищенном «для пробы» квадратике выглянет в буквальном смысле из тьмы веков первоначальная живопись (так называемый авторский слой) в такой радужной симфонии чистых красок, что сразу угадываешь руку вдохновенного мастера!

Спасение древнего художественного произведения, вторичное его открытие, подлинное его воссоздание для новой жизни — это благороднейший труд, требующий и больших знаний, и вдохновенного рвения, и глубокого понимания всей важности выполняемой задачи. Как-никак, дело идет о славе нашей древней культуры. И потому велика должна быть всеобщая признательность нашим художникам-реставраторам, всем нашим музейным работникам, которые принимают в нем участие.

Всякий образованный человек знает, что Россия дала миру литературу, непревзойденную в веках по своей значительности, и что русская музыка явилась откровением в мировой музыкальной культуре. Реставрация древних памятников нашей живописи неоспоримо доказывает, что русская художественная культура была одной из самых высоких, самых развитых и самых плодовитых в средневековой Европе.

Подлинно грандиозна совершенная работа, и только недостаточность выставочных помещений не позволяет пока что выявить всех новооткрытых сокровищ. Но дело далеко не завершено. Обширные пространства русского Севера все еще хранят огромные и неизведанные художественные богатства. Да и нет, вероятно, такого угла в нашей стране, который не следовало бы еще и еще обследовать. Ибо в Древней Руси художественное творчество было неотделимо от самой жизни.

Дерзания покорителей космоса прокладывают путь человеку в межпланетные дали, между тем как великие археологические открытия нашей эпохи позволяют глубже постигнуть историю во многих тысячелетиях, отмеченных неисчерпаемым творчеством человеческого гения, и прежде всего в искусстве, где своей мощью этот гений соперничает с природой, создавая свой собственный гармонический строй.

Но, как мы видели, шедевры искусства, некогда созданные человеческим гением, открываются не только под землей. Спасение и реставрация наших древних икон воскрешают целый мир красок, ритмов, мечтаний, наших же, русских, но нами забытых.

Прекраснейший мир древнерусской деревянной скульптуры по-настоящему был открыт лишь несколько лет назад на выставках, ей посвященных, в Москве и Ленинграде.

Мы живем в эпоху углубленного интереса ко всем культурным ценностям, созданным человечеством в прошлые века и тысячелетия. В сознании нашей силы, покоряющей силы природы, мы жаждем насладиться всеми вариациями прекрасного, всеми его ликами, в которых предки наши выразили полнее всего себя самих, свои дерзания и свои высшие устремления, ликами нам понятными и близкими, ибо законченными в своей общечеловеческой и немеркнущей красоте, и в которых поэтому мы находим и свое отражение.

В начале нынешнего века в письме к крупнейшему исследователю древнерусского искусства Н. П. Кондакову А. П. Чехов выражал надежду, что найдется человек, «который написал бы историю русской иконописи». «Ведь этому труду, — указывал он, — можно было бы посвятить целую жизнь».

Только в наши дни благодаря неустанным поискам советских искусствоведов, поистине грандиозной работе советских реставраторов постепенно открывается возможность воссоздать историю русской иконописи.

Но работы предстоит еще много. Сколько местных школ недостаточно изучено, сколько имен осталось всего лишь именами! А сколько других вообще не дошло до нас! Пусть исследование, о котором мечтал Чехов, никогда не будет исчерпывающим из-за невосполнимых утрат, но раскрытию значения и места в мировой художественной культуре древнерусского живописного творчества не жалко посвятить целую жизнь.