А. Е. Горпенко. Московские кованые ограды XVIII века

Первая половина и середина XVIII века - один из самых плодотворных периодов в развитии русского кованого металла. В это время возникают всемирно известные дворцовые ансамбли в Петербурге и в окрестностях новой столицы, отличающиеся необычайной стройностью планировки, новизной композиционных и декоративных решений. Наряду с другими средствами декоративного убранства в оформлении архитектурных построек, садов и парков широко используется кованое железо. Русские зодчие и художники, воспринимая зарубежный опыт, соперничают в своем искусстве с иностранными мастерами.

Вместе с тем, не утрачивается значение Москвы - исконного центра ремесленного производства. Именно на московской почве были созданы наиболее самобытные произведения художественной ковки, в которых обнаруживается непосредственная связь с традициями допетровского времени.

В 20-х-30-х годах XVIII века возрождается капитальное каменное строительство в Москве, прерванное в связи со строительством Петербурга. Приводится в порядок запустевший Кремль. Заново отстраиваются загородные царские резиденции в Измайлове, Люберцах, селах Воздвиженском и Алексеевском. В Немецкой слободе под руководством архитектора В. Растрелли возрождается комплекс Анненгофа. Восстанавливается целый ряд московских церквей.

С интенсивным архитектурным строительством было связано и появление первых кованых оград^*. До этого даже территории дворцовых усадеб огораживались деревянными заборами и частоколами.

^* (Кованые оконные решетки, двери и ворота изготавливались и раньше. В строительных документах 1737 года сообщается о починке ветхих железных ворот, относящихся к Потешному дворцу (ЦГАДА, ф. 1239, он. 149, ед. хр. 69280, л. 1 и 2). )

Применение кованого металла все более расширялось по мере увеличения производства полосового железа заводского изготовления. Технические трудности обработки металла успешно преодолевались русскими мастерами. В Москве, как и в других промышленных городах центральной России, не было недостатка в искусных кузнецах. Это подтверждается порядком заключения договоров со специалистами такого рода. При распределении ответственных подрядов на кузнечную работу исполнители набирались "с торгов", в которых обычно участвовало по нескольку претендентов, причем решающее значение имела не аттестация мастера, а объявленная им стоимость работы.

Состав мастеров, участвовавших в торгах, свидетельствует о широкой распространенности кузнечного ремесла, которое было традиционным занятием различных слоев населения. В числе кузнецов встречаются мастера государственных ведомств и монастырей, посадские и городские ремесленники, дворовые люди и крепостные крестьяне, занимавшиеся отхожим промыслом. В договорные отношения с работодателями вступали кузнецы-предприниматели, располагавшие наемными работниками, группы мастеров (такой-то "с товарищи") и кузнецы-одиночки, часто не имевшие собственной мастерской, а иногда и своего инструмента.

Сведения о привлечении московских и пришлых ремесленников к строительным работам встречаются во многих архивных документах,

В торгах на изготовление железных дверей для церкви Николая Чудотворца, строившейся в подмосковном селе Домодедове по проекту архитектора Готфрида Шеделя (1730-1733), участвовали кузнецы Болотного кузнечного ряда Петр Иванов и его сын Михайло, Покровского кузнечного ряда - Иван Рынин, Сретенского кузнечного ряда - Антроп Иванов, оброчный крестьянин государыни Елизаветы Петровны кузнец Иван Попов, кузнец Московской Оружейной палаты Иван Дмитриев. В 1731 году "для дела связей и других принадлежащих к оной церкви кузнечных работ" были подряжены мастера Арбатского и Тверского кузнечного ряда - Иван Васильев "с товарищем". С кузнецом Иваном Поповым был заключен договор на изготовление оконных решеток "из лучшего уральского железа". В изготовлении креста для домодедовской церкви принимал участие кузнец Интендантской конторы Матвей Ильин.

В 1737-1739 годах некоторые работы в московском Кремле выполнялись наемным кузнецом из дворцового села Красного Костромского уезда Федором Конюковым^*.

^* (ЦГАДА, ф. 1239, он. 3, ч. 81, ед. хр. 41089, л. 601, 604, 605, 610, 619, 702; оп. 3, ч. 68, ед. хр. 31793, л. 2, 3, 7; ед. хр. 31796, л. 1; ед. хр. 31830, л. 5 и 18.)

Состояние архивных материалов, относящихся к первой половине XVIII века, не позволяет восстановить всей картины развития этой отрасли архитектурно-декоративного металла; выясняются лишь отдельные обстоятельства, связанные с творчеством московских кузнецов. В документах дворцовой канцелярии имеются сведения о кованой ограде, сооруженной на территории Кремля в начале 30-х годов. Она была расположена у колокольни Ивана Великого между Архангельским собором и Синодальным домом. Устанавливалась ограда под наблюдением архитектора Христофора Кондрата. В справке, поступившей в Дворцовое Управление из Московской "губернаменской" канцелярии, которая была затребована в связи с просьбой Кондрата о выплате ему жалованья, сообщается, что с 1 мая по 25 октября 1731 года он находился "у каменного мосту и у строения решетки на Ивановской площади"^*.

^* (ЦГАДА, ф. 1239, оп. 3, ч. 68, ед. хр. 31846, л. 9, 15.)

Верхняя часть кованой ограды церкви Екатерины на Ордынке. 1731 год

В сохранившихся архивных документах не обнаружено каких-либо прямых указаний об исполнителях кузнечных работ, их имена могут быть установлены лишь косвенным путем - на основании выписки о мастеровых людях дворцового ведомства, составленной в 1739 году. В этой выписке в числе "учиненного в 731 году штата" дворцовых мастеров, которые "и ныне состоят налицо", названы семь кузнецов: Григорий Андреев, Андрей Иванов, Яким Федоров, Михайло Кондратьев, Василий Яковлев, Савелий Кашеваров, Иван Кашеваров^*. Поскольку дата зачисления этой группы кузнецов в штат дворцового ведомства совпадает со временем изготовления ограды, можно предположить, что эта работа была поручена им. В дальнейшем кузнецы Андрей Иванов и Яким Федоров принимали участие в восстановлении кремлевских построек, пострадавших во время пожара 1737 года. Имя Григория Андреева упоминается в документах 1753 года; в это время он являлся одним из ведущих мастеров Московской гофинтендантской конторы.

^* (ЦГАДА, ф. 1239, оп. 3, ч. 68, ед. хр. 31842, л. 17.)

Вопреки ранее существовавшему мнению о бесследном исчезновении ограды, оказалось, что это уникальное произведение русского кузнечного искусства сохранилось без каких-либо существенных повреждений или переделок, хотя и было перенесено на другое место. Как выясняется из текста правительственного указа 1768 года, "состоящие на Ивановской площади железные решетки" были разобраны в 1742 году в связи с очередной реконструкцией Кремля, производившейся при подготовке к коронации императрицы Елизаветы Петровны. Полученным из правительствующего Сената указом было "велено оные решетки хранить впредь до употребления в казенные строения"^*. Звенья ограды пролежали в разобранном виде более четверти века. Подходящий случай использовать кованые решетки представился лишь в конце 60-х годов. По просьбе священника новопостроенной церкви великомученицы Екатерины Симона Савина они были переданы на строение церковной ограды, которую и теперь можно видеть на Большой Ордынке^**.

^* (ЦГАДА, ф. 1239, оп. 3, ч. 60, ед. хр. 28999, л. 1.)

^** (Предварительно решетки были освидетельствованы архитектором В. И. Баженовым, подтвердившим невозможность их использования в ансамбле проектирующегося Кремлевского дворца (Там же, л. 2, 4). )

В строгом и величавом облике Кремлевской решетки обнаруживается немало архаических черт, сближающих ее с произведениями XVII века. Монументальное полотно ограды, достигающее значительной высоты, составлено из четырехгранных железных брусьев, скрепленных тремя поперечными связями. Элементы решетки при общей прямолинейности имеют неравномерную толщину, сохраняют следы грубой кузнечной обработки. В их мощной пластике воплощены титанические усилия, затраченные на преодоление неподатливости материала. Вертикальные стержни ограды в верхней своей части завершаются расходящимися в обе стороны завитками и заостренными наконечниками листовидной формы.

Особенно интересны накладные декоративные детали, вырубленные из листового железа, которыми дополняется силуэт решетки. На среднем, самом высоком стержне ограды находились плоскостные изображения двуглавого орла и солярного знака в виде ажурной розетки из зигзагообразных лучей^*. Пересечения прутьев с поперечными связями оформлены просечными накладками различной конфигурации, которые прикреплены к железным брусьям решетки фигурными шпеньками-заклепками с закругленным уширением на конце. Этот прием характерен для русского кованого металла: он часто встречается в решетчатых дверях XVII века и во многих кузнечных работах XVIII-XIX веков. На среднем поясе ограды накладные детали имеют форму восьмиугольных звезд; на верхнем и нижнем поясах расположены условно трактованные маски зверей. Наибольшей выразительностью отличается силуэтное решение бровей и глаз в звериных масках верхнего ряда. Белки глаз прорезаны, и благодаря этому глаза зверей выглядят светящимися. Выступающий шпенек здесь служит носом и придает маскам забавное выражение.

^* (Детали не сохранились. Восстановить их вид можно по уцелевшим фрагментам и фотографиям решетки начала XX века.)

Включение устрашающих звериных масок в композицию решетки является, по всей вероятности, отголоском древних языческих верований и должно было подчеркивать ее охранительное назначение (именно эту функцию выполняли первоначальные деревянные ограждения Москвы). Вместе с тем создатели кремлевской решетки, видимо, не принимали всерьез эти элементы культовой символики и придали им шутливый оттенок.

К немногим произведениям архитектурно-декоративного металла первой четверти XVIII века относится кованая решетка, огораживающая верхнюю площадку над северными воротами Донского монастыря перед церковью Тихвинской Божьей матери. Основная же масса известных нам кованых церковных оград сооружается в 40-е-50-е годы, в период интенсивного архитектурного строительства и благоустройства московских улиц.

Звено кованой решетки Успенского собора в Переславле-Залесском. XVIII век

Декоративное решение московских кованых оград первой половины и середины XVIII века в общих чертах согласуется с архитектурным декором господствовавшего тогда стиля барокко; однако в них наблюдаются и заметные стилистические различия. Своеобразие произведений художественной ковки объясняется, по-видимому, тем обстоятельством, что в этой области искусства еще не произошло окончательного разделения творческих и исполнительских функций. По всей вероятности, автор архитектурного проекта предлагал кузнецу лишь наметку ограды, кузнец же создавал рисунок сам, сообразуясь с традициями своего ремесла. Абсолютный приоритет архитектора-проектировщика утверждается позднее, лишь в эпоху классицизма. Это приводит к упрощению кузнечной техники и постепенной замене ее гнутьем.

Хотя московские кованые ограды изготовлялись в разное время, для различных архитектурных сооружений и техника их изготовления основывалась на ручном труде, все они сводятся к ограниченному количеству типов, в каждом из которых применяются аналогичные детали и композиционные приемы. Устойчивость орнаментальных мотивов и принципов композиционного построения говорит о преемственности, последовательном отборе наиболее удачных композиционных решений.

Звено кованой ограды церкви Никиты Мученика на Старой Басманной улице. 40-е годы XVIII века

Наибольшее распространение в московской архитектуре середины XVIII века получили кованые ограды, состоящие из вертикальных прутьев с разветвленными завершениями. Их прототипами являлись Кремлевская ограда и решетка Донского монастыря.

В одних оградах прутья соединялись простыми поперечными полосами, иногда приподнимавшимися в средней части звена, в других - полотно решетки окружалось нарядным орнаментальным обрамлением. К первому виду относятся ограды церкви Никиты Мученика на Старой Басманной улице (теперь улица Карла Маркса), церквей Николы Заяицкого на Раушской набережной, Адриана и Натальи, Панкратия Чудотворца близ Сретенки; ко второму - ограды церквей Параскевы Пятницы на Пятницкой, Никиты Мученика на Швивой горке, Алексея Митрополита в Рогожской^*.

^* (Большая часть оград не сохранилась.)

Прутья с декоративными разветвлениями, образующие полотно этих оград, напоминают стебли трав и цветов; они имеют много общего с коваными светцами, которые обычно решались в виде расцветшего стебля, а также со структурными элементами наборных оконных решеток XVII - начала XVIII века, в основу которых были положены аналогичные растительные мотивы. Подтверждением этого может служить ограда Успенского собора в Переславле-Залесском, примыкающая к работам московской школы^*. В переславскую решетку, помимо декоративных завершений, введены серповидные ответвления, располагающиеся в промежутках между прутьями на протяжении всего полотна, как это имеет место в некоторых оконных решетках.

^* (Одно звено этой ограды теперь находится в Переславском краеведческом музее.)

Звено кованой ограды церкви Николы Заяицкого на Раушской набережной. 40-е годы XVIII века

В звеньях упомянутых выше оград прутья с декоративными разветвлениями составляют центрированную композицию, они группируются симметрично по обе стороны от центрального прута, завершье которого получает более сложную разработку.

При всем разнообразии существовавших композиционных вариантов в большинстве случаев сохраняются некоторые общие черты в рисунке заверший и соблюдается определенный порядок в их расположении, что указывает на прямую связь между отдельными оградами и позволяет проследить приблизительную последовательность в развитии их орнаментального декора. Это особенно важно потому, что точная датировка большинства московских оград до сих пор не установлена^*.

^* (Некоторые общие указания по датировке этих оград даны в статье Н. Р. Левинсона "Кованые решетки оград середины XVIII века" (сб. "Старая Москва", вып. 5. М., 1929).)

В большей части рассматриваемых нами оград различаются пять основных видов орнаментальных заверший прутьев, каждое из которых занимает определенное место в композиции звена.

Особой устойчивостью отличаются завершья третьего и четвертого (от центра звена) прута, в которых формы растительного прообраза воспроизводятся с наибольшей определенностью.

Основной и, по-видимому, ранний тип решеток с декоративными прутьями и поперечной скрепляющей полосой отчетливо выражен в ограде церкви Никиты Мученика, построенной в конце 40-х годов. Вместе с тем завершья этой ограды представляют более развитую композицию по сравнению с завершьями решетки Донского монастыря, послужившей исходным образцом для кузнечных работ середины XVIII века. Полотно решетки обогащается новыми видами заверший, различающимися по характеру рисунка^*. Еще более усложняется декоративное решение центрального прута при сохранении традиционной основы. Сердцевина завершья по-прежнему образуется двумя параллельными полосами, разделенными узким щелевидным зазором, который напоминает "расщепы" светцев, предназначавшиеся для закрепления лучины. В решетке Донского монастыря параллельные полосы заканчиваются фигурным расширением сердцевидной формы. В решетках 40-х-50-х годов этот элемент заменяется несколькими просветами, которые располагаются друг над другом в восходящем ритме.

^* (Звенья ограды, обращенные к Гороховскому переулку, имели другое орнаментальное оформление, однако использованные в их композиции необычные разновидности заверший не получили дальнейшего распространения.)

Тождественным вариантом традиционного кузнечного узора являются завершья решетки церкви Николы Заяицкого, повторяющие в общих чертах орнаментацию ограды церкви Никиты Мученика на Старой Басманной. Поскольку решетка церкви Николы Заяицкого имеет меньшее количество прутьев, в ее крайних завершьях объединены декоративные элементы последних двух прутьев ограды церкви Никиты Мученика: верхняя часть завершья заимствована от четвертого прута, нижняя - от пятого.

В оградах раннего периода орнамент разветвленных верхних концов прутьев создан сравнительно простыми средствами ковки. Все ответвления заверший образованы тонкой изогнутой полоской металла, поставленной на ребро, перпендикулярно к фронтальной плоскости ограды. Характер орнамента, состоящего в основном из завитков, и техника ковки здесь совершенно такие же, как в кованых светцах и сечках, сохранявшихся в крестьянском быту до второй половины XIX века.

В кованой ограде церкви Адриана и Натальи обнаруживается стремление к более выразительной и изысканной "прорисовке" заглавного прута. Деталям завершья придаются плавные, органические очертания, у его основания помещаются два плоских широких листа, образующих контрастное сочетание с ажурным узором ответвлений. Та же тенденция проявляется в решетке церкви Панкратия Чудотворца, центральное завершье которой отличается подчеркнутой прихотливостью рисунка, воссоздающего пластику растительных форм.

В оградах с орнаментальным обрамлением полотна завершья прутьев претерпевают наиболее существенные изменения. Примером дальнейшей интерпретации традиционных мотивов может служить декоративное решение ограды церкви Параскевы Пятницы на Пятницкой улице^*.

^* (Н. Р. Левинсон датировал эту решетку 1748-1762 годами.)

Образное значение орнамента здесь конкретизируется и уточняется в пределах, обусловленных спецификой изделия и техникой ковки. То, что было выражено в лаконичном линейном силуэте только намеком, здесь выявляется в плоских, прорезных деталях и принимает отчетливую форму ростков, листьев и цветов; все, что не поддавалось такой конкретизации, было заменено. Существенным образом переработано центральное завершье: верхняя, расщепленная часть заглавного прута трактуется в виде двух переплетающихся стеблей. Очень условное завершье второго прута, состоящее из спирального завитка, увенчанного вертикальным волнистым лучом, заменено восьмилепестковым цветком. Завершья третьего и четвертого прута принципиально не изменились, только их нижние завитки были несколько уширены наподобие листьев и дополнены зубчатыми вырезами. Завершье крайнего, пятого, прута заметно отличается от орнаментации остальных прутьев; оно представляет собой геометрическую плетенку в виде косого креста. "Нейтральное" обособленное решение крайнего прута объясняется тем, что он выходит за пределы декоративного обрамления полотна, создающего замкнутую композицию; уравнивание его с другими прутьями противоречило бы этому композиционному принципу.

Верхняя часть кованой решетки церкви Адриана и Натальи. Середина XVIII века

В соответствии с отмеченной нами стилистической тенденцией изменился и способ выполнения кованого орнамента. Чтобы получить возможность детализировать его силуэт уширениями и вырезами, плоские ответвления стали располагать не "ребром", поперек полотна ограды, а плашмя - в одной с ним плоскости. Это, в свою очередь, привело к утолщению ответвлений и сокращению их количества.

Приблизительно такой же рисунок имели декоративные завершья прутьев в оградах церкви Никиты Мученика на Швивой горке и Успения в Кожевниках^*.

^* (Изображения этих оград приводятся в альбоме "Москва" (соборы, монастыри, церкви), 1883-1884, т. IV, табл. 13; т. V, табл. 15-17.)

Верхняя часть кованой решетки церкви Параскевы Пятницы на Пятницкой улице. 60-е годы XVIII века

В ограде церкви Алексея Митрополита на Рогожской, относящейся к тому же типу, количество прутьев с различным рисунком заверший возрастает до девяти в связи с удлинением звена ограды. Формы орнамента здесь немного грубее, чем в предыдущих оградах. Вследствие сокращения высоты полотна декоративные завершья прутьев несколько стеснены и располагаются не так свободно, как в решетке церкви Параскевы Пятницы.

В декоративных обрамлениях поздних оград используются некоторые барочные орнаментальные мотивы в виде скобчатых завитков с волнистыми лучевидными ответвлениями. К сдвоенным завиткам верхнего ряда прикрепляются стреловидные подвески. Однако самый принцип композиционного расположения этих элементов, подчеркивающий конструктивную связанность вертикальных прутьев решетки, не свойствен стилю барокко^*.

^* (Решетки этого типа напоминают некоторые образцы раннего петербургского металла и, в частности, кованую ограду Летнего дворца (см. гравюру М. Махаева.- "Старые годы", 1907, июль - август - сентябрь).)

Ограды с разветвленными прутьями, достигшие высокого совершенства в кованом металле Москвы, не были только местным явлением; они существовали и в других русских городах^*. Интересная ограда сохранилась у церкви Иоанна Богослова в Ипатьевской слободе близ Костромы.

^* (В статье Н. Р. Левинсона сообщается о подобной же ограде в Курске. В книге Г. К. Лукомского "Памятники старинной архитектуры России" приводится изображение кованой ограды церкви в селе Вяземы, близкой к московским.)

К середине XVIII века относятся также кованые ограды с накладными орнаментальными деталями в виде прихотливо изгибающихся ветвей, расположенными в верхней и нижней части решетки. Такое решение полотна имели ограды церквей Троицы на Арбате, Спаса на Спасской, Климента на Пятницкой, Николая Чудотворца на Мясницкой (улица Кирова), Ивана Воина на Якиманке, Косьмы и Дамиана в Кадашах, Георгия Победоносца в Ендове на Садовнической улице (улица Полины Осипенко).

Звено кованой ограды церкви Алексея Митрополита на Рогожской. 60-е годы XVIII века

Самый прием оформления полотна решетки плоскими орнаментальными накладками в форме ветвей встречается еще в начале XVIII века в композиции оконных решеток Меншиковой башни (1707)^*. В рисунке орнаментальных деталей этой группы московских решеток, в характерных очертаниях листьев, цветов и завитков улавливается сходство с растительным орнаментом набоек и настенных росписей XVII века; фрагменты подобных росписей сохранились в Высокопетровском монастыре. Это сходство было особенно велико в рисунке кованой ограды церкви Троицы на Арбате, полотно которой было сплошь заполнено растительным орнаментом^**.

^* (Фототека Государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени Щусева, AM-2049.)

^** (Графическое изображение этой решетки приведено в статье Н. Р. Левинсона "Кованые решетки оград середины XVIII века".)

Композиционное решение оград с накладными деталями отличается особой свободой и непринужденностью, формы растительного орнамента полны бурного радостного движения, что в какой-то мере соответствует принципам барокко. Однако в трактовке орнамента здесь нет никаких признаков барочной стилизации. При живом разнообразии силуэта и естественности композиционного построения орнаментация оград обладает большой ритмической слаженностью, которая достигается соблюдением симметрии в расположении основных элементов узора, закономерной повторяемостью сходных деталей.

Звено кованой ограды церкви Ивана Воина на Якиманке. 60-е годы XVIII века

Звено кованой ограды церкви Спаса на Спасской улице. Середина XVIII века

Если внимательно присмотреться к орнаментальному декору оград, можно заметить, что повторяющиеся ветви, как правило, симметричны, и отходящие от них ответвления имеют равное количество следующих в определенном порядке листьев одинаковой формы, различающихся главным образом по размеру, пропорциям, направленности движения и незначительным отклонением в рисунке.

В некоторых оградах наблюдается еще одна особенность в трактовке орнамента: наружный край изогнутого листа, расположенного на конце закручивающегося ответвления, наделяется ритмически повторяющимися вырезами, тогда как все другие элементы орнамента очерчены ровной упругой линией. Этот прием, позволяющий передать круговое движение завитка, широко применялся и в кованых жиковинах XVII века.

В средней своей части полотно решетки пересекается горизонтальным поясом с простым орнаментальным рисунком, состоящим из однообразных раппортов. Поперечное членение сдерживает и объединяет порывистое, разобщенное движение основных орнаментальных форм, связывает отдельные элементы решетки, придает конструктивную устойчивость и стройность всему произведению.

Московские ограды с накладными орнаментальными элементами в форме ветвей разделяются на два вида. Одни из них, такие, как ограда церкви Спаса на Спасской улице (1754-1757) и Климента на Пятницкой (1756-1758)^* имеют симметричное строение полотна с отчетливо выраженной осью симметрии: левая его сторона в основном соответствует правой; орнаментальные детали нижней части звена перекликаются с декоративными элементами верхнего ряда. Средний пояс этих оград состоит из поперечной горизонтальной полосы и примыкающих к ней скобчатых завитков. Сечения прутьев квадратные. В оградах же церквей Ивана Воина на Якиманке и Косьмы и Дамиана в Кадашах композиция отдельного звена асимметрична, орнамент нижней и верхней части полотна решается по-разному, симметрия соблюдается только между отдельными звеньями. Конструктивная тяга в средней части полотна отсутствует, горизонтальные членения состоят из ряда соединенных друг с другом ромбов. Все элементы решетки уплощены, прутья плоские. Эти признаки свидетельствуют о возрастающем влиянии барокко.

^* (Датировка оград принадлежит Н. Р. Левинсону.)

В определенной связи с рассмотренным типом оград находятся несохранившиеся кованые ограды Казанского собора и церкви Николы в Хамовниках, относящиеся ко второй половине XVIII века^*.

^* (Ограды приведены в статье Н. Р. Левинсона.)

В поздних оградах восстанавливается центрированная симметричная композиция звена. Но растительный орнамент верхней и нижней частей решетки сильно упрощается, и средний пояс из ромбов начинает превалировать над ним. В этом уже сказывается воздействие классицизма.

Московские ограды середины XVIII века - значительное явление в русском архитектурно-декоративном металле. Работы московских кузнецов привлекали внимание многих архитекторов и мастеров прикладного искусства последующего времени. Найденные ими композиционные принципы и приемы декоративного оформления решетчатого полотна были восприняты и претворены в произведениях эпохи классицизма.

Во второй половине XVIII века получает повсеместное распространение новый тип оград, полотно которых состояло из сомкнутых остроконечных пик. Такое решение отвечало требованиям формирующегося стиля Российской империи, являлось отзвуком воинских баталий и парадов.

Особенности провинциального художественного ремесла постепенно поглощаются господствующим направлением, что приводит к стилистическому единообразию во всех областях декоративно-прикладного искусства.

Между тем, в кованом металле второй половины XVIII века отчетливо различается влияние ремесленных традиций, причем сохраняются некоторые отголоски растительных мотивов. В оградах 70-х-80-х годов завершениям пик придается сходство с бутоном, который охватывается венчиком листьев. Завершения такого рода имела, в частности, кованая решетка так называемых Этюпских ворот в Павловском парке, сооруженных по проекту архитектора Ч. Камерона^*.

^* (В первой четверти XIX века к камероновской решетке К. И. Росси добавил некоторые декоративные детали. Те же особенности наблюдаются в чугунных оградах 80-х годов, выполненных по проектам Д. Кваренги и Л. Руска (см. Н. Н. Соболев. Чугунное литье в русской архитектуре. М., Государственное издательство архитектуры и градостроительства, 1951, рис. 47-50).)

Некоторые элементы орнаментального оформления московских оград середины XVIII века воссоздаются в композиции кованых оконных решеток церкви Св. Духа на Лазаревском кладбище, построенной в 70-х годах архитектором Е. С. Назаровым. Связь с работами московских кузнецов обнаруживается и в кованой ограде петербургского Каменноостровского дворца, в строительстве которого участвовал В. И. Баженов. Одна из наиболее характерных особенностей этой ограды - наличие среднего членения, состоящего из ряда ромбов.^*. Такое же членение применялось и в московских оградах.

^* (Изображение ограды с членениями такого же рисунка встречается также среди неосуществленных проектов А. Н. Воронихина. (Воронихин. Чертежи и рисунки. М., Государственное издательство литературы по строительству и архитектуре, 1952, рис. 154).)

В некоторых решетках того же времени рисунок поперечного членения образуется из скобчатых завитков.

Традиционную образную основу имеет замечательная ограда Летнего сада, созданная Ю. Фельтеном и П. Егоровым^*. Прутья ограды, увенчанные заостренными наконечниками, по своим пропорциям напоминают тонкие стебли травы. Растительный характер композиции выявляется в орнаменте верхнего фриза и среднего горизонтального членения, состоящего из ветвей и цветочных розеток. Интересной деталью, раскрывающей замысел художника, являются листовидные ответвления, расположенные у основания вертикальных прутьев, которые никак не могут считаться принадлежностью пик.

^* (Ф. Д. Кузнецов, Э. Ф. Кузнецова-Рыцк. Архитектор Петр Егоров. Чебоксары, 1964; Р. Д. Люлина. Петр Егоров - создатель ограды Летнего сада. Вестник Ленинградского университета, 1950, № 1, стр. 97-109.)

Приведенные нами примеры свидетельствуют о тесном сотрудничестве архитекторов академической школы с мастерами-ремесленниками, носителями традиций народного декоративного искусства, дают представление о тех предпосылках, которыми обусловливалось национальное своеобразие произведений русского барокко и классицизма.